отчего же он, маленький, накормленный, так горько плачет?Мать ушла? Страшно ему? Может, у него нет сил жить, а может, это он ее жалеет?Клещи рванули где-то внутри, и Лина начала дышать, дышать, стоя на коленях рядом с ребенком и уткнувшись влажным лбом в подушку, пока чья-то рука не оттащила ее от кровати.— Орет как резаный, — удивленно проговорила вбежавшая в палату женщина, — с чего бы это?И тут боль в Лине оборвалась, и в тишине она услышала крик младенца.— Обмочился… — В голосе рыжей звучало удовлетворение. Она склонилась, копошась в тряпках. — Сейчас мы тебя в сухонькое обернем… — Закончив возиться, уложив ребенка на колени и слегка покачивая его, женщина принялась за еду.Лина стояла, прислонясь к холодной стене усталой спиной в ожидании схватки. Женщина тем временем, переместив умолкнувшего сына на подушку, с интересом ее разглядывала. Боль пришла, однако оказалась слабее предыдущей.— Ну как? — на выдохе, негромко спросила Лина. — Как у вас роды происходили?— И не говори, — с готовностью, оживляясь, воскликнула рыжеволосая, — если бы не доктор — померла б! Он-то, — она кивнула на младенца, — ножками шел… Цыганке-то что — у нее двенадцатый, выскочил, как пуля, даже не пискнула. Встала себе и пошла…— И где же она? — сказала Лина, облегченно выпрямляясь, когда боль отошла.— В камере! — понизив голос, ответила женщина. — У нее тоже сын родился. Там ее ждут, хотя все равно неизвестно, сколько Наташке сидеть, потому как ее держат, пока мужа де поймают… Сюда со всей области везут. А ихних человек пять повязали за то, что торговали наркотой… Меня-то здесь, в больнице, знают, потому что после суда я дизентерией заболела, долго лежала в боксе, а потом время рожать пришло. Да, уж если бы не доктор… А ты не бойся, родишь — и забудешь. У меня этот — второй, дома девочка с мужем осталась.Лина легла на свою кровать, а женщина откуда-то издали говорила:— Он год как вышел, сначала жили не тужили, потом запил, денег нет, я на заводе кладовщицей. Взяли мы там втроем на продажу — и попались. Теперь ему передам, пусть ребенка забирает… Посплю-ка я, живот что-то болит, скоро опять кормить.Лина уже не слышала, что бормочет из своего угла эта женщина, потому что почувствовала — скоро терпеть уже не сможет, просветы между болью сокращались. И когда, высчитывая секунды, Лина поняла, что перерыв составляет не более трех минут, это тянется уже около часа, она побрела, спотыкаясь, из комнаты в коридор, стуча в двери и зовя доктора.Он оказался, как ни странно, совсем рядом, сидел в одиночестве в ярко освещенном маленьком кабинете с топчаном и открытым настежь окном, за железным столиком, на котором стояла колба со спиртом. На белом вафельном полотенце лежали толсто нарезанная колбаса, хлеб, огурцы и помидор рядом с эмалированной кружкой с водой. Лине показалось, что врач совершенно пьян, однако он ясно и устало взглянул на ее скрюченную высокую фигуру и произнес:— Садись!Лина присела на стул боком, чувствуя себя словно оборванная вздрагивающая пружина. Врач внимательно посмотрел на ее лицо, а затем перевел взгляд на ее правую руку, лежащую на столе, — с тыльной стороны узкой ладони синели кровоподтеки.— До утра дотянешь? — спросил он без особой надежды. Лина помотала головой, и слезы, помимо ее воли, потекли, холодя, по щекам от этого участливого запинающегося голоса.— А что будет утром?— Маша должна прийти. В девять. Она тут работает медсестрой. Моя жена.Покушать принесет, молочка попьешь.— Какое, к черту, молочко!— Она мне поможет…Лина молчала, закусив губу. «Хочу, чтобы ты родился! Живой и невредимый, — сказала она себе. — И пусть я умру. Мне все равно!»Врач внимательно смотрел.— Вот что, — сказал он, наливая спирт в свой стакан, — ну-ка пей!Лина отшатнулась.— Пей, Полина, — прохрипел он, — сейчас рожать будем. Хватит мучиться.Я тебе чуть разбавлю, но все равно, чтобы не обожгло, сразу запей водой.Поешь… Так, бери, здесь — капля, не бойся, спирт самого высокого качества.Сначала ты, потом я.Лина взяла одной рукой стакан — на четверть в нем плеснулась белесая жидкость, — а другой, чуть не уронив, кружку. Врач тем временем наготове держал хлеб с колбасой и четверть помидора. Она выпила все двумя глотками, вылила в себя теплой воды из кружки и вскочила.— Побегай! — проговорил врач. — Дыши. Когда будешь рожать, внимательно слушай мои команды.За спиной Лина услышала бульканье, поскрипывание стула и удовлетворенный вздох.— Затихло! — оборачиваясь, сказала она врачу, никак не умея справиться с глупой улыбкой.— Не стой, — велел он, — это скоро пройдет, а пока посидим перед дорожкой. На удачу. Пожуй, детка, чего-нибудь…Лина с удовольствием съела что-то. Голова у нее кружилась, в висках шумело, однако тело было легкое, как прозрачный шар, полный чистого воздуха. В нем плавал ребенок, у него были открыты божественно ясные и все знающие глаза, маленькой ладошкой, сжатой в кулак, мальчик деликатно постукивал изнутри, ища выхода. Тук-тук. А потом — сильнее.— Сейчас покурим и пойдем, — сказал врач, и Лина поразилась бледности его лица.Все остальное произошло, словно один длинный затяжной прыжок с земли в небо. Она летела за доктором, не чувствуя выворачивавшей наизнанку все ее существо боли. И только думала: «Скорее!» Она очень боялась, что мальчику тяжело и страшно будет преодолевать темный коридор из своего шара в большую комнату, где стоял узкий, обшитый белыми байковыми пеленками стол, потертый и захватанный по краям множеством ладоней.— Дыши! — услышала Лина вопль врача. — Руки под грудь! Тужься!..Что они уже там дальше орали, мальчик не слышал. Он целеустремленно пробирался внутри своей матери, совершенно не предполагая, чем его порадует незнакомый мир, уже готовый принять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121