— Провалился на римском праве… из-за конфликта абсолютно частного порядка с одним из ассистентов, а точнее, агентов профессора, отъявленным негодяем. Они не захотели принять у меня экзамен…— Секундочку! — прервал его Тудор. — Чем обязан вашему визиту? Вам нужна какая-нибудь информация или вы добровольно хотите дать показания?— Добровольное показание, — словно нехотя ответил тот.— Прекрасно. В этом случае, если ваше имя настоящее, его следует автоматически дополнить и подлинной профессией. Хочу, чтобы все было ясно. Студент? Какого курса? Какого факультета?Эмиль Санду от каждого вопроса вздрагивал словно от звука выстрела, хотя Тудор тона вовсе не повышал.— Эмиль Санду, студент четвертого курса факультета права. Вообще-то я должен был сам знать, как представляться в подобных случаях.Движением руки Тудор предложил ему продолжать. Посетитель с готовностью повиновался:— Я бы предпочел сохранить инкогнито, но подозреваю, что в данной ситуации это невозможно… Конечно, если вы никому не скажете… Я хочу сообщить следующее: я видел, как один из постояльцев гостиницы что-то прятал в кустарнике. Если бы это было нечто иное, я бы не пришел к вам. Но мне показалось, что это был нож, и довольно странный нож… И я подумал, может быть, вас заинтересует этот факт… Как будущий адвокат я обязан помогать правосудию…— Благодарю вас, — ответил Тудор, — мы высоко ценим ваш жест. И, поскольку считаем его очень важным, хотели бы, чтобы это показание прозвучало и на суде, причем в самых точных выражениях. Итак, что именно вы видели?Эмиль Санду покрылся бисером пота:— Что именно я видел? Честно говоря, я не видел, как господин Марино, а речь идет о нем, вытащил некий предмет из кармана. Я случайно взглянул в окошко как раз в тот момент, когда он бросал этот предмет в кусты. Только после этого я рассмотрел, что это был нож.— Вы предпочитаете слову «прятал» слово «бросал»? — уточнил Тудор. — Какое из них точнее передает происходившее?— Думаю, слово «бросал», — ответил Эмиль Санду и тут же с жаром и уверенностью добавил: — Что могу подтвердить в суде под присягой!— Нет ли у вас других наблюдений относительно поведения господина Марино? Или, может, у вас есть данные по другим вопросам; которые нас интересуют?Эмиль Санду не знал, как истолковать слова Тудора. Не было ли в них оттенка иронии или насмешки? Не может быть! После такой бескорыстной услуги…— О других данных и вопросах я не думал, — ответил он. — Если тебя не спрашивают конкретно о конкретных вещах, можно и запамятовать важные подробности. Обещаю, что останусь в вашем распоряжении столько, сколько нужно… Пока я даже толком не знаю, что случилось. Ходят всякие слухи, домыслы, какой-то бред. Я не прошу у вас разъяснений, разумеется… Но о поведении, — мне кажется, вы именно так выразились, — о поведении господина Марино в широком смысле слова я мог бы кое-что добавить. Думаю, что… впрочем, не знаю, в какой мере это вам поможет… Я видел, как господин Марино несколько раз наведывался к учительнице Сильвии Костин… Нет, ничего особенного. Однако время визитов показалось мне этически не слишком урочным… после того, как господин Марино пря… извините, выбросил нож, я видел, как учительница, крадучись, проскользнула в его комнату… Я не преувеличиваю. Действительно, было похоже, что она крадется…— Под этим вы подразумеваете «не желая быть замеченной»?— Совершенно верно, — удовлетворенно улыбнулся Эмиль Санду.— И если человек, который не желает быть увиденным, то есть крадется, но все же замечен другим человеком, — Тудор старался улыбку, — этот последний, невидимый, под какое определение подпадает?— Ему… повезло! — несколько удивленно ответил Эмиль Санду. — Я не впервые отмечаю, что везение — это тоже занятие, может, даже профессия… И если позволите, у меня вопрос личного порядка: скажите, в последнее время в округе появилась опасность, называемая «красный скорпион»?— Каков источник этого вопроса? — строго спросил Тудор.— Источник? — наморщился Санду. — Когда я спросил архитектора Дориана, старого приятеля, что здесь случилось, отчего столько шума и суеты, полиция и «скорая помощь», мне ответил адвокат Жильберт Паскал, который находился в той же комнате, то есть это был не ответ, а скорее непроизвольное судорожное восклицание, в котором звучал прежде всего ужас: «О боже! „Красный скорпион“!..» Больше мне не удалось ничего узнать. Они испуганно посмотрели друг на друга и сменили тему разговора…— И каков же смысл вашего вопроса? — поддел его Тудор.— Смысл? Чтобы знать, какие меры предосторожности принять, когда я пойду на пляж…«То ли дурак, — подумал Тудор после ухода гостя, — то ли прикидывается, скрывает свою сообразительность, как делают новобранцы в армии, чтобы их не трогали? Но тогда зачем приходить сюда? А не затем ли, чтобы „отметиться“?» 3 Сверив почерк на каждом показании свидетелей с почерком записки, адресованной Дану Ионеску, и повторив эту операцию несколько раз, Ион Роман недовольно пробурчал:— Ничего. Ничего похожего. Я не эксперт в графологии, но и не новичок. И все же у меня впечатление, что почерк на этой записке мне что-то говорит. Чем-то мне знаком, поймите меня правильно…— Может, потому, что он слишком простой, каллиграфический, без всякой личной окраски? — спросил Тудор. — Это особенность почерка записки… Как будто выведено школьником или школьницей на уроке чистописания…— Да, — согласился Ион Роман, — и я думаю, не для того ли вся эта каллиграфия, чтобы изменить до неузнаваемости настоящий почерк. Многие пишут левой рукой, другие печатными буквами, третьи используют буквы, вырезанные из газет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91