— сказала Светлова. — У меня уже нет правил. При наличии стольких трупов все правила куда-то испарились! Осталась только целесообразность.Но непреклонный Богул, как всегда, страшно занятый своей милицейской текучкой, все-таки уехал.А Светлова осталась в квартире Кудинова.Анна и Богул, по-видимому, как-то незаметно поменялись амплуа. Богул под влиянием постоянного зудения Светловой о “неевропейской дремучести, тотальном неуважении к человеку и совковом беззаконии” стал говорить о каких-то правилах. А Светлова, доведенная до точки всем, что случилось с ней за последнее время, уже стала забывать такие слова, как “уважение к правам” и “правила”, и готова была ради целесообразности на что угодно.Это означало, по-видимому, что действительность была всесильна — она подминала под себя приезжего, с какими бы правилами он сюда ни заявлялся.Но право же, сейчас Светлова, глядя на пьяного Кудинова, не знала, что лучше: когда человек трезв и понимает, что говорит, и не несет всякий бред, но при этом хорошо контролирует себя и, если не хочет, не проговорится!.. Или когда он вот такой: расскажет обо всем, что ни спросишь. Даже о самом, так сказать, сокровенном. Что было и чего не было!..При взгляде на Кудинова невольно приходили на ум строчки из “Жуд-Ши” — про “три периода”.Как там? В первом периоде опьянения теряют благоразумие и стыдливость, стараются сохранять спокойствие И воображают, что говорят правду.Во втором делаются похожими на взбесившихся слонов и совершают безнравственные и безрассудные поступки.В третьем теряют сознание, падают, как мертвецы, и решительно ничего не помнят.К счастью, Кудинов еще не добрался до второго и тем более до третьего периода. Но стоило ли радоваться, что он уже достиг первого, когда воображают, что говорят правду?— Алексей Борисович, “Огонек” вам давно принадлежит? — поинтересовалась Светлова, заставив выпить Кудинова две чашки очень крепкого кофе.— Огонек? — Кудинов уставился на Светлову, как баран на новые ворота. — Какой еще, на хрен, огонек?— Кафе “Огонек”. Или кафе-харчевня — как вам больше нравится…— А-а.., кафе! Много будешь знать — скоро состаришься. А ведь не хочется, правда?— Пока не знаю.— Огонек, говоришь… — Кудинов ухмыльнулся. — Заметьте, как Леша Кудинов нужен — пожалуйте, Лексей, к нам на огонек… А как Леша больше не нужен — проваливай, Кудинов, никакого огонька. Жизнь — подлая штука. А все женщины одинаковы. И такие же подлые, как жизнь… И я вам вот что скажу… А может, и хорошо, что так все вышло? Я ведь…Он наклонился к Аниному уху:— Боюсь! Поняла? Натурально боюсь!— Кого вы боитесь, Алексей Борисович?— Кого… Ха-ха.., так тебе все и расскажи. Кого Алексей Кудинов боится, он никому никогда не признается, — пробормотал Кудинов.И вдруг вскочил на ноги и заорал:— Я боюсь? Да ты что?! Никого я не боюсь! Всех замочу, если что!Конечно, белая глина на подъезде к “Огоньку” реально свидетельствовала о том, что Кудинов может замочить. И если не всех, то многих. Это точно.Но, глядя на бьющего себя в грудь, качающегося и бесконечно пьяного Кудинова, Светлова мало в это верила.Но… Анна еще раз напомнила себе: все “впечатления” от человека бывают очень обманчивыми.Даже если этот пьяный бред — не спектакль… Вполне возможно, что в ином своем состоянии Кудинов и способен на то, во что Светловой не верилось.В конце концов, она никогда не видела его трезвым. Возможно, в состоянии трезвости Леша Кудинов — само воплощение хладнокровия, собранности, изощренной жестокости и хитроумия!И вообще… Гораздо более, чем “впечатления”, важны и заслуживают внимания факты.А факты таковы: Кудинову принадлежит сверхподозрительное и уединенное в лесу заведение — кафе-харчевня “Огонек”.На подъезде к “Огоньку” — та самая белая глина.Кудинов — супруг сбежавшей Амалии. * * * — Аня! Я должна сообщить вам нечто совершенно исключительное! — Елена Ивановна остановила Аню, как всегда, ухватив за локоть. Но на этот раз ее пальцы, лежащие на сгибе Аниного локтя, были как-то слишком напряженно сжаты. Словно их свело судорогой. Можно сказать, не взяла за локоток, а практически впилась, будто боялась, что Светлова вырвется.— Что-то случилось?— Несомненно.— Что же именно?— Идемте со мной.Туровская повела ее по коридору, ведущему к служебным помещениям.Аня тут, в общем, уже неплохо ориентировалась. Именно здесь находилась комната Немой.Они действительно остановились возле двери этой комнаты.И Туровская явно подрагивающей рукой достала связку ключей и открыла дверь.— Понимаете… Милиция уже осматривала, конечно, после ее гибели эту комнату. Но получается, правда, что они увидели не все…— Не все?— Да, я устроила сегодня большую уборку и… Елена Ивановна наклонилась к батарее отопления, просунула между ее ребрами тонкие, изящные пальчики и протянула Светловой блестящую вещичку.Это снова были часы. На этот раз — дамские.— А можно мне их взять с собой? — попросила Светлова.— Конечно, конечно! Ведь истина должна восторжествовать!— Спасибо.— Вы удивлены?— Воистину! — совершенно искренно выдохнула Светлова. — Ничего более удивительного я в своей жизни еще не видела!..— Сергей Александрович!Аня снова была в гостях у Кривошеева. Начала она с него просто потому, что Кривошеев находился от Рукомойска по расстоянию ближе других родственников пропавших женщин. К тому же с ним был контакт.Если не повезет, конечно, придется беспокоить и остальных. Свиридовых… Айвазянов…— Взгляните! Вы не узнаете эту вещь? Хозяин дома посмотрел на часы — и тут же закрыл лицо ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88