— Что это значит, Флорин? — сказал Сенатор напряженным голосом. — Ты изменил мне?
Теперь была моя очередь усмехаться ленивой улыбкой.
— Бросьте, Сенатор! Кого вы думаете одурачить? Он остолбенел.
— Почему я должен обманывать тебя?
— Ну, хватит, хватит! Визитеры ночью, разукрашенная приемная, намеки на темные дела в недалеком будущем. И детали были хороши: фальшивые официальные документы, фальшивые деньги, может быть, даже фальшивый пистолет.
— Я подбросил его на ладони.
— Это двухмиллиметровый игломет, — сердито, а отчасти и испуганно произнес он.
— Да, детали были хороши, — продолжал я. — Как взятый напрокат смокинг. Вот я и отправился разузнать, к чему весь этот маскарад.
— Я ни в чем не замешан, — сказал Сенатор. — Я умываю руки. Я не хочу участвовать в этой афере.
— А вторжение?
Он посмотрел на меня и нахмурился.
— Вторжения нет, а? — сказал я. — Жаль. Меня заинтересовала идея. В этом были кое-какие возможности. Что дальше?
Он задвигал желваками на скулах.
— А, черт, — решился он, скривившись. — Мое имя Барделл. Я актер. Я был нанят для имперсонификации Сенатора.
— Для чего?
— Спроси того, кто меня нанимал, — сказал он злобным тоном и, видимо, ощутил боль в челюсти.
— Чувствуется, да? — сказал я. — Я был должен тебе пару оплеух за пиво. Оно обошлось бы тебе в одну, если бы оказалось без наркотика.
— А ты крепкий парень. Эта доза должна была успокоить тебя до тех пор, пока… — Он оборвал себя. — Не обращай внимания. Я вижу, мы допустили ошибку в самом начале.
— Так начни сначала.
Сенатор посмотрел на меня и ухмыльнулся. Он издал короткий смешок.
— Флорин. Железный человек. Флорин — бедный, ничего не подозревающий простак, который позволяет связать себя архаичным призывом к долгу. Они снабдили его одеждой, гримом, крошечным устройством за ухом, чтобы провести его через трудные и опасные места. И что же он делает? Он пробивает в этом плане дыру такого размера, что через нее может пройти симфонический оркестр.
— Похоже, что у вас все концы, — сказал я.
— Не поймите меня превратно. Флорин, — сказал он. — Черт, неужели до вас все еще не дошло?
— Он постучал по бугорку за ухом. — Здесь близнец вашего. Я был пойман тем же способом, что и вы.
— Но кем же?
— Советом.
— Продолжайте, у вас прекрасно получается.
— Хорошо. У них были планы: теперь очевидно, что они не сработали.
— Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые любят слушать.
— То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.
— А вы попробуйте.
Он хитро посмотрел на меня.
— Позвольте мне вместо этого задать один вопрос, Флорин: как вы добрались из вашего номера в довольно-таки заурядном отеле, до Дома Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?
Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил номер. Попытался вспомнить детали регистрации, лицо коридорного…
Должно быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица, потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.
— А вчера, Флорин? Что-нибудь о вашем последнем деле? О ваших старых родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.
— Это, наверное, действие наркотика, — сказал я, чувствуя, каким неповоротливым становится язык.
— В воспоминаниях Флорина, кажется, есть немало пробелов, — презрительно усмехнулся экс-Сенатор. — Как называется ваш родной город, Флорин?
— Чикаго, — сказал я, произнося название как будто на иностранном языке. Сенатор выглядел озабоченным.
— Где это?
— Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.
— Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?
— Вы догадались, — сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.
— Это кое-что объясняет, — пробормотал он. — Возьми себя в руки, приятель. Тебя ожидает нечто забавное.
— Валяй, — сказал я.
— Мы не на Земле, мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вулф-9 в двадцати восьми световых годах от Солнца.
— Это, действительно, занятно, — сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. — Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?
— Вы не обязаны верить моим словам, Флорин. — Разбитая губа, а может быть что— то другое делало его голос не совсем ясным. — Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.
— Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы мне здорово помогаете. Кто-то взял на себя массу хлопот как на транспортировку меня к месту, называемому Грейфел, так и на постройку достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина для всего этого, не так ли?
Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.
— Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется…
— Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.
— Я не могу этого сделать. — Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. — Я был терпелив с вами. Флорин, — сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.
Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43