И то, что сагон с ней почему-то не справился — это полная, никак от самой Ильгет не зависящая случайность.
Перед подругами раскинулась Бетрисанда.
— Перекресток тысячи дорог... — пробормотала Иволга. Они стояли действительно на перекрестке, от которого лучами расходились чудные волшебные аллеи Коринтского парка. Они особенно прекрасны летом, но и сейчас было на что посмотреть, особенно в Хвойной аллее, где вдоль дороги по низу стелились темные разлапистые кустарники, покрытые яркими ягодами, а выше — этажами бурная растительность, вплоть до взлетающих к небу стремительных прямых сосен. Или в Фонарной аллее, где то и дело менялась экспозиция, и появлялись новые чудные светильники, от излучающих скульптур до странных модерновых сооружений со свисающими лампами в виде абстрактных геометрических фигур. Но сейчас было еще слишком светло, а на негорящие фонари смотреть неинтересно. Подруги выбрали Аллею Молчания.
Здесь выставляли свои работы многочисленные скульпторы Коринты. Немного жутковато — идешь в окружении молчаливых и неподвижных лиц, застывших на середине движения тел. Иволга и Ильгет почти перестали разговаривать, разглядывая статуи, от вполне реалистичных обнаженных фигур спортсменов и танцовщиц, эстаргов в бикрах, до совершенно абстрактных, сплетенных, например, из прутьев, конструкций. Ильгет больше всего привлекало что-то среднее, не копии реальных людей, и не абстракции, а то, что называют авторским видением мира. Например, вот эта, сверкающая синеватой сталью, стремительно выгнутая в броске фигура мастера рэстана, утрированные линии, острые углы суставов, удлиненная спина — но невозможно не узнать в этом человека, и даже прием, который он выполняет.
— И как выразительно, смотри, — поделилась она с Иволгой, — все тело в едином порыве, энергия собрана в одну точку, утрированы все линии, которые участвуют в движении... здорово, да?
Иволга подошла к статуе, наклонилась, прочла поясняющую табличку.
— Это Дебора Вейр! — она повернулась к Ильгет, — ну конечно, чего ты хочешь... она в рейтинге не в первой десятке, но знать ее все знают. Сама Дебора!
— Надо зайти, посмотреть в Сети, — пробормотала Ильгет.
— Конечно, посмотри! И наверняка она где-то полностью выставлена, можно и вживую глянуть.
— Если время будет...
Они миновали аллею, детский парк с совершенно фантастическими аттракционами, стоящий на приколе старый скультер времен Третьей сагонской войны, по которому лазали дети и даже более серьезная публика. Прошли Торжок, площадь, где гарцевали на прекрасных обученных конях всадники, где в одном углу пели, в другом — читали стихи, в центре, у разноцветного фонтана, танцевали, кто-то показывал фокусы с обученными собаками. Прошли Арку Тысячи Радуг и стали спускаться к Набережной.
— Где ужинать будем? — спросила Иволга деловито.
— До «Синей вороны» дойдем?
— А почему нет? Но можно и где-нибудь в другом месте... «Сад Ами», например, очень оригинальное заведение.
— Можно, — сказала Ильгет, -но мне нравится «Ворона». Там просто атмосфера приятная. Не просто пожрать, а... даже посидеть — хорошо.
— Да, атмосфера там чисто эстарговская, — подтвердила Иволга, — другие туда и не ходят. Ну что ж, хоть и далековато, но пошли в «Ворону».
Они постояли немного у парапета, посмотрели на море, синеватое, холодное, мерно бьющееся о берег, наползающее на пустые пляжи, у горизонта почти незаметно переходящее в такое же неяркое зимнее небо. Чайки и бакланы вились едва заметными точками между водой и небом, наполняя воздух еле слышным отсюда криком, а выше чаек то и дело скользили стремительные, сверкающие на солнце точки летательных аппаратов.
— У нас на Терре, в России есть такой город, чем-то похожий на Коринту. Я была там однажды, отдыхала, — сказала Иволга, — Называется Ялта. Там тоже вот так — море, вогнутая дуга Набережной, город, вползающий на горы. Но конечно, сходство весьма отдаленное.
— А я никогда до Квирина не была на море, — призналась Ильгет, — у Лонгина есть только один выход к морю, и мне там не довелось побывать.
Пошли дальше вдоль Набережной. Народу было довольно много — хорошая погода, субботний вечер. Неважно, что еще не лето, что приходится кутаться в куртки. Тем, кто уходит в патруль на теплое время, или тем, кто только что вернулся — хочется глотнуть этого воздуха, пахнущего морем, ветром, свободой, ласковым теплом друзей, услышать музыку и прибой. В Коринте не надо дожидаться каких-то дат, достаточно выйти на Набережную — вот и праздник. Подруги подошли к небольшой толпе, собравшейся вокруг деревянного круга, на котором сменяли друг друга добровольные выступающие, музыканты и певцы. Постояли, послушали игру на удивительном инструменте, Ильгет никогда и не видала такого, отдаленно это напоминало пан-флейту, но звук более рокочущий, раскатистый, и чудно гармонировал с плеском прибоя. Да и со всем этим синеватым, уже темнеющим небом, простором, ветром сливалась незнакомая непривычная мелодия, и так хорошо от этого становилось на сердце — Ильгет замерла и думала только, как бы хорошо все время вот так стоять, и чтобы не прекращалась музыка.
— Это сьента, — прошептала Иволга ей на ухо, — вроде бы, с Дорнризи, инструмент такой...
Ильгет кивнула молча. Мелодия затихла. По квиринскому обычаю слушатели долго еще стояли молча. Потом Иволга стала пробиваться через толпу к кругу. Оказывается, очереди никакой не было, она сразу вскочила на помост. Сдернула с плеча гитару. Черный, обросший шерстью Карлсон прыгнул вслед за хозяйкой, устроившись у ее ног — в толпе засмеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174