Выжить. А пару месяцев назад готова была добровольно уйти из жизни, не понимала, зачем жить дальше.
Да просто чтобы жить. Глупость какая.
Впрочем, и перспективы есть. Если мы победим, все станет по-прежнему... будем жить как люди. Затмение это пройдет.
Может, даже Пита изменится. Ну да, у нас и раньше были сложные отношения, но так, как сейчас, все же не было.
Мы с ним когда-нибудь и на Квирин слетаем. Главное сейчас — выжить и победить.
Ильгет открыла дверь. Громкий жизнерадостный голос свекрови резал слух.
— Главное, посмотри, как это будет хорошо, обивка с такими цветочками! А этот ваш уголок давно пора выбросить! Такому место только на помойке...
Ильгет сделала пару глубоких вдохов и выдохов. Приласкала Норку, бешено вертящую хвостом.
Она догадывалась, о чем шла речь. Свекровь уже месяц вела планомерное наступление на их мягкую мебель. Уголок, купленный четыре года назад, почти без единого изъяна, был объявлен безнадежным старьем, а взамен мамочка пыталась всучить детям какой-то супердешевый (всего лишь месячный заработок Ильгет) и очень красивый гарнитур с цветочками, который продавала ее знакомая (и никак не могла продать). Пита, как всегда, мычал что-то — да, мама, да... и по обыкновению просто оттягивал момент покупки нового уголка, хотя потом за глаза ворчал на мать. Ильгет никто не спрашивал.
Она скинула куртку, поставила сапожки в гардероб. Туда же аккуратно убрала сумку с таинственным пакетом. Вошла в комнату. Норка почапала за ней.
— А, Ильгет! Ну, доченька, вот посмотри, — свекровь совала ей под нос фотографию гарнитура, призывая ее, как обычно, в союзницы, — ну скажи свое слово: ведь этот уголок вам гораздо больше подходит? Ведь правда?
— Нет, — сказала Ильгет. Глаза свекрови в буквальном смысле слова вылезли на лоб. Она осеклась, не зная, что сказать. Ильгет развила свою мысль.
— Нам этот уголок не нравится. Да и старый еще очень даже ничего, по-моему, он чистый, зачем его менять? Только деньги тратить. Но даже если мы захотим его менять, то сами что-нибудь выберем. Спасибо за заботу, не надо.
— А... — протянула свекровь, вмиг потемнев лицом, — Ну ладно... не надо — значит не надо...
Она вышла в коридор. Пита побежал за ней — подавать пальто и прощаться. Ильгет плюхнулась на охаянный диван, бессильно уронив руки. Норка подошла, положила ей на колени голову.
Из коридора доносилось глухое ворчание.
— У вас еще и собака на диване лежит. Ну разве нормальная женщина, хозяйка допустит, чтобы собака диваны портила?
Пита проводил мать, хлопнула дверь. Вернулся в комнату. Посмотрел на Ильгет недовольно.
— Что, обязательно надо было скандал устраивать?
— Какой скандал? — удивилась Ильгет, — по-моему, я просто высказала свое мнение. Я не имею права на свое мнение? Даже по поводу нашей же мебели?
— О Господи! — простонал Пита, — ты что, не понимаешь? Она теперь будет полгода мне этот уголок припоминать!
— Так что — дешевле было бы его поменять, как она хочет? Ты же сам не хотел, ну Пита! Ты же не хотел этот новый уголок!
Пита стоял в любимой позе — уткнувшись головой в стенку, с видом смертельно больного и уставшего человека.
— Пита, давай не будем, — сказала Ильгет спокойно, — ты сам понимаешь, что мы слишком много уступаем. Во всем. У тебя самого нет никакой собственной воли, никаких желаний, ты во всем только слушаешься маму.
— А я что, должен слушаться тебя?
— Но Пита... почему? Ты же сам не хотел этот уголок, разве не так?
— Почему ты надо мной издеваешься? — риторически вопросил Пита.
— Я? Издеваюсь? — Ильгет внутренне напряглась. Обычно вслед за этим вопросом следовала жуткая истерика. Иногда сопровождающаяся рукоприкладством. К счастью редко... И потом все же следовали извинения.
— Я больше не могу, — трагические нотки в голосе Питы нарастали, — я работаю, как вол, чтобы удовлетворить вас всех! И маму с ее проектами! И тебя! А ты еще устраиваешь мне такие сцены! Неужели так трудно сохранить с мамой хорошие отношения?
— Но какой ценой? — спросила Ильгет. Пита торжествующе указал на нее пальцем.
— Вот ты сама точно такая же, как мама! Ты всегда ее осуждаешь, а посмотри на себя! Тебя интересуют эти тряпки, эта мебель!
— Меня интересует моя жизнь, — спокойно сказала Ильгет, — и в частности, мебель тоже. Это моя квартира, и здесь я хочу жить так, как мне нравится.
— Вот! Как тебе нравится! А обо мне ты подумала?!
— А что, ты в таком восторге от гарнитура с цветочками?
— Да мне плевать на этот гарнитур! — заревел Пита, — плевать, ты понимаешь? Я хочу спокойно жить! Спокойно! А вы мне не даете!
Ильгет поняла, что дело плохо. Муж уже завелся. В таких ситуациях она никогда не знала, как отвечать, что сделать...
— Ну ладно, Пита, ты успокойся...
— Я должен успокоиться? — голос Питы сел. Глаза его наливались кровью, — зачем ты все это говоришь?! — заорал он.
— Что — это? — успела еще спросить Ильгет. Муж вдруг оказался рядом и мощными ручищами схватил ее за горло. Рывком поднял, дернул к себе и начал бить головой о стену, одновременно пытаясь задушить. Ильгет задергалась в тщетных попытках освободиться. Пита дико кричал:
— Зачем ты это сказала?! Зачем?! Отвечай сейчас же! Или я тебя убью!
Наконец запал ярости прошел, он выпустил Ильгет, тяжело дыша. Плача, она стала поправлять волосы
Пита стоял рядом, красный от натуги, дышащий как паровоз, злой, как зверь, но уже начинающий сожалеть о своем поступке...
— Больной, — сказала Ильгет, отходя подальше. Села в кресло, свернулась клубочком.
— Вот ты опять начинаешь! — Пита оказался рядом с ней, — за что ты меня оскорбляешь?
— Как я тебя оскорбила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174