Однако у меда был какой-то горьковатый привкус. А первое, чему учили солдата, так это если в еде чуешь что-то горькое, то это наверняка яд.
Он поставил было ее на место, но потом ему пришла в голову мысль получше. Надо просто куда-нибудь вылить его. Возможно, за окно. Он подождет, притворится спящим, затем...
– Принц Леопольд, – раздался голос позади него, и голос этот был чист и звонок, как голос колокола, если бы тот мог говорить. Он вздрогнул, обернулся – и застыл на месте.
Опустился на колено, склонив голову. Чашку он по-прежнему сжимал в руках. Когда он впервые увидел ангела, он не преклонял колен, но тогда ангел и не говорил с ним. Один лишь голос наполнял его благоговением, а вместе о образом все это действовало потрясающе.
Ангел рассмеялся, но принц чувствовал, что он смеется не над ним, Леопольдом.
– Встань, принц, и не страшись, – словно отвечая на его мысли, сказал ангел. Он осторожно встал и так же несмело поднял голову.
Лицо – не мужское и не женское – светилось такой силой и красотой, что у Леопольда перехватило горло от нежданных слез. Ангел улыбался, и улыбка его была сама радость, от нее у принца горячо забилось сердце, и душа его наполнилась светом. Ангел был одет в ризы чистейшего белого света, и свет был вокруг него. Принц облизнул пересохшие губы, сердце его колотилось, а нервы пощипывало от одного присутствия ангела.
– У тебя есть друзья там, где ты меньше всего ждешь их, Леопольд, – ласково сказал ангел. – И сегодня жизнь твоя подвергается страшной угрозе. Выпей то, что у тебя в руках – и ты избегнешь опасности. И пойдешь ты путем Света и Чести, служа Той, Что Зажигает Звезды, поверив тем друзьям, что сейчас спасают тебя.
Ангел снова улыбнулся ему, наполнив сердце и душу Леопольда своей спокойной красотой – и исчез.
Леопольд долго стоял, пальцы его свело от того, как он вцепился в чашку. Посмотрел на черную жидкость.
Смертельная опасность? Выпить то, что у меня в руках?
Но...
Но что он потеряет? Если это отрава – он умрет, а это значит, что спасется от более страшной судьбы. Жизнь его сейчас совершенно бесполезна, он не может ни исправить отцовых ошибок, ни переносить со спокойной душой того, что делают его отец со своими подручными. Лучшее, на что он может надеяться, так это прожить свою бесполезную жизнь, все время опасаясь, все время под надзором, так никогда больше и не став свободным человеком... Смерть лучше такой жизни, жизни беспомощного узника, который вынужден наблюдать, как императорские советники громоздят зверство на зверство, а Бальтазар купается в славе и крови.
Он поднял чашку в насмешливом салюте и осушил ее одним глотком. Затем сел со странным фатализмом ожидая того, что должно свершиться.
Но это было не то, чего он ждал.
У него слегка закружилась голова, затем все поплыло перед глазами, руки и ноги стали ватными, так что он не мог пошевелиться, его начала бить дрожь. Чуть позже у него застучали зубы, руки и ноги задергались, и он упал с кресла на пол. Он попытался было закричать, но лишь слабо застонал.
После этого он ощущал только жуткий холод, погружаясь в водоворот странных цветов и звуков. Это нельзя было назвать видениями, кошмаром или галлюцинацией, потому что в них не было ни формы, ни содержания. Он ощущал цвета на вкус, слышал запах дыма от горящих дров и кожаной обивки кресла, видел потрескиванье огня и собственный стон. Его продолжало трясти. Свет, тени и цвета мешали увидеть хоть что-нибудь, что могло быть ключом ко всему этому. Он погружался в водоворот безумия.
Сначала ушел холод, затем его перестала колотить дрожь. Чувства снова вернулись к нему – так быстро, как выбитая кость становится на место. Однако до того, как он смог раскрыть глаза, прошла целая вечность. Когда же ему удалось это сделать, он вовсе не был уверен, что перед ним не очередная галлюцинация.
Над ним склонилась девушка с портрета. Но она была в платье цыганской плясуньи. Одна рука ее лежала у него на лбу, такая легкая, что он почти не чувствовал ее. Глаза были полны сочувствия.
– Вы можете говорить? – спросила она, прежде чем он успел подумать об этом.
Он осторожно облизнул губы.
– Д-думаю, да, – помедлив, прохрипел он. Он говорил осторожно. «Я не должен дать ей понять, что догадываюсь о том, что чай был.., приправлен». – Что случилось? Я болен? – Затем, не в силах сдерживаться дальше, спросил:
– Вы – принцесса Шелира?
– Да, Шелира, но сейчас я не принцесса. – Ему показалось, что она вздохнула с облегчением, но он не понимал, почему. – А случилось то, что я вас отравила, а потом дала вам противоядие.
Ну, это уж было совсем глупо!
«Я не ожидал, что она вот так во всем и признается. Стоп! Она признается, что отравила меня и в то же время спасла?»
Он хотел было что-то сказать, даже не знал еще, что, но она положила ему на губы палец.
– Пожалуйста. Послушайте меня, прежде чем что-нибудь скажете.
Он готов был вскочить на ноги, но когда попытался отодвинуть ее руку, то понял, что ему волей-неволей придется выслушать ее. Он даже пальцем не мог шевельнуть, не взмокнув от усилий. Никогда прежде он не бывал так слаб и беспомощен. Или более готов лежать спокойно и слушать.
"Но она же враг! – кричала одна половина его "я". – Она только что призналась, что отравила тебя!"
«Да, – соглашалась другая половина. – Но припомни слова ангела. Или ты сомневаешься в его словах? И кто может быть тем самым неведомым другом, кроме нее?»
– Те люди, которых прислал ваш отец, должны были вовсе не присматривать за вами, – жестко говорила она. – По крайней мере двое были присланы убить вас. Я подслушала, как они сидели и прикидывали, как бы выманить вас из дворца, чтобы устроить засаду, а потом свалить все на жителей Мерины и королеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143