Однако он боялся, что Чевиоту это не понравится и просил не смотреть на картину до окончания работы.Певерил повел Флер в свою мастерскую, где она села в кресло с высокой спинкой, в котором всегда позировала.– Вам не сквозит, ваша светлость? – спросил он озабоченно.– Нет, – ответила она. – Мне здесь нравится.Она положила руки на подлокотники кресла, скрестила внизу свои маленькие ножки и закрыла глаза. Певерил стал перед ней на колени, поправил складки голубого бархатного платья и посмотрел вверх: ее очаровательная головка склонилась подобно лилии на тонком стебле. Как всегда, он восхищался ее шелковистыми ресницами, но в это утро тени под ее большими глазами были более глубокими. Его сердце разрывалось, когда он видел ее такой, с закрытыми глазами. О, этот печальный изгиб губ! Каждый день своей жизни он пытался разгадать ее тайну; сомнения и беспокойство пронизывали его любящее сердце, как тысячи иголок, и он буквально чувствовал кровоточащие раны. Что происходило с ней? О Боже, что? Он любил ее так сильно, что готов был с радостью отдать свою жизнь, лишь бы только это опечаленное лицо осветилось счастливой улыбкой. Но он почти никогда не видел ее улыбку.Ее ресницы поднялись, и Певерил задрожал. Он не мог смотреть слишком близко в фиолетовую бездну глаз Флер Чевиот. Иногда у него возникало чувство, что он не хочет разгадать тайну ее глаз.– Сегодня пасмурное утро, – сказал он торопливо. – Я начну работать, пока еще освещение хорошее, – и повернулся к холсту, который имел высоту почти пять футов. У него было какое-то предчувствие, что ее портрет будет шедевром, если вообще ему суждено нарисовать такую картину. Сегодня он сосредоточится на прекрасном ротике с божественной бороздкой на нижней губе. Он опустил тонкую кисточку в розовый крапп и начал рисовать. Она наблюдала за ним.– В Кедлингтоне очень тоскливо, когда идет дождь.– Да, ваша светлость. Прошлой зимой после Рождества было хуже. Ужасные бури пронеслись над долиной, и весь дом, казалось, качался во время грозы.– К грозе я привычна. Вот только осенние туманы еще больше портят мое настроение, – сказала она.– У вас не должно быть уныния, ваша светлость, только радость весны, – сказал Певерил.Одна из ее бровей приподнялась, и она сказала:– Прошло очень много времени с тех пор, когда я в последний раз ощущала радость весны.Такой ответ он хотел услышать меньше всего.– Барон надолго уехал? – спросил он.– Я полагаю, до конца недели.Теперь настала очередь Певерила удивиться. Как может мужчина уехать от такой прекрасной молодой жены на целую неделю, спрашивал он себя.Флер спросила:– Скажите мне, Певерил. Обладаете ли вы такой сверхъестественной силой, какая была у вашей бедной сестры?– Нет, ваша светлость. Только Элспет родилась с даром предвидения.– Я положила цветы на могилу бедной девочки, когда была на кладбище вчера вместе с моей служанкой.– Я благодарен вам. Она много страдала, и я часто упрекаю себя за то, что привез ее сюда из Лондона и тем ускорил ее смерть.– Вы хотели сделать как лучше, – сказала Флер, которая слышала его историю много раз. – По крайней мере эта странная судьба, приведшая вас сюда, сделала благоприятный поворот в вашей жизни. Вы получили работу и жилье в Кедлингтоне.А про себя она отметила: «И это дало мне одного единственного друга в мире».Молодой художник тихо промолвил:– Я многим обязан его светлости.Флер на мгновение закрыла глаза. Горько сознавать, подумала она, что кто-то ему должен быть благодарен. Конечно, Чевиот может быть расточительным, даже терпимым, когда у него было настроение, но, как правило, его прихоти и причуды оборачивались для других плохой стороной. Он был более щедр по отношению к тем, кто забавлял его, чем к тем, кто действительно заслуживал его щедрости. Менее всего он был щедр к ней в том, чего она единственно желала: он не хотел дать ей покой или разрешить вести жизнь так, как она хочет.– Как долго вы намерены жить в Кедлингтоне, Певерил? – спросила Флер.– Я не знаю, ваша светлость, – ответил он. – Иногда я чувствую, что мне следует уехать, так как не хочется быть привязанным навсегда даже к такому хорошему хозяину. Однако когда я заговорил об этом с его светлостью, он не разрешил мне покинуть Кедлингтон.Флер кивнула головой. Дензил говорил ей, что ему нравится держать здесь Певерила, так как другие завидовали ему. Для Чевиота художник был дорогой вещью в большом доме. Но если Дензилу наскучит этот молодой человек, он безжалостно бросит его. Так всегда и во всем поступает барон.Певерил продолжал рисовать. Работа у него не спорилась, и он ощущал какое-то странное беспокойство. За все время их знакомства Флер была для него источником вдохновения, но сегодня воодушевление не приходило. Ему хотелось бросить работу, упасть перед ней на колени и засыпать вопросами, чтобы узнать как можно больше о ней.Разумеется, он знал, что происходило в доме. Среди слуг ходили слухи, которые нельзя было не услышать.Смаковались сплетни и интимного характера, исходившие от Одетты, французской горничной. Она была парижанкой, не лишенной кокетства, и несмотря на большую разницу в возрасте (в два раза старше Певерила) она заглядывалась на красивого юношу, наделенного к тому же исключительными способностями. Несколько раз она уводила его в парк и нашептывала, что могла бы научить его многому, если тот захочет. Он отклонил все ее предложения, в результате чего она стала злобной и никогда не упускала случая подразнить его. У нее не было никаких сомнений относительно влюбленности молодого художника в леди Чевиот, хотя и не осмеливалась говорить об этом вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80