Теперь, когда она направилась к окну открыть занавески, он протянулся к ней через кровать и схватил ее за ногу.
– Уже полдесятого, – сказала она. – Знаешь, когда я в последний раз спала так поздно? Это было…
Но у Мартина был крепкий захват, и он потянул ее назад прямо в постель. Не успела она свалиться, как он уже накатился на нее.
– Девять тридцать – это ничто, – воскликнул он. – Нам представился случай побыть наедине, и я не выпущу тебя до самого полудня.
– Но там так красиво. – Она показала на окно, где яркий солнечный свет проникал через щелку между занавесками. – Мы должны…
– Не должны мы ничего, – притворно возмутился Мартин, откидывая назад ее волосы и крепко целуя.
– Я никогда не сплю до полудня, – прошептала Мэй.
Его руки медленно двигались по плечам, от плеч к груди и далее к животу.
– Кто это тут говорил что-нибудь про сон? – удивился Мартин, целуя ее в шею.
Они снова были близки, потом Мартин принес ей кофе в кровать, потом Мэй открыла занавески, потом Мартин закрыл их. Когда он вернулся от окна, Мэй заметила, что он щурится и прикрывает глаза.
– Что с тобой? – встревожилась она.
– Оказался еще не готов к дневному свету, – отшутился он, устремляясь к ней. – Возвращайся-ка сюда, женщина.
Мэй хотела его еще о чем-то спросить, но страсть увлекла ее. Мартин был крайне настойчив. Зная о крепости его мышц, никак нельзя было предположить, что он может быть таким нежным, и Мэй погрузилась в нахлынувший на нее мир ощущений, о существовании которых она даже не догадывалась.
– Так хорошо? Тебе нравится так?
Его вопросы ошеломили ее. Она настолько растворилась в нем, не различая, где заканчивалась она и где начинался Мартин, что ей чудилось, как ее голос, мысли и чувства сливаются с ним в одно целое.
– Это невероятно, – прошептала она.
– Расскажи мне, – попросил он.
– Только телом, словами не смогу.
Даже через закрытые занавески пробивался яркий свет, когда солнце поднялось выше, и Мэй подошла к окну, чтобы опустить шторы и погрузить комнату в полумрак.
– Я думал, тебе требовалось солнце, – поддразнил он.
– Я не хочу ни видеть, ни слышать, – сказала она, дрожа от возбуждения. – Я только хочу чувствовать тебя.
– Какая ты неистовая, – сказал он.
– Только с тобой. – Она устроилась подле него.
Их разлука многое изменила, и теперь она чувствовала себя ближе к нему. Целуя ее губы, Мартин закрыл ей глаза ладонью. Лишившись возможности видеть, она ощущала его дыхание на своей щеке, его руки, обнимающие ее тело. Прикосновение его пальцев к коже, прикосновение губ, его поцелуй – все ощущения стали острее и глубже. Мэй ошеломила такая острота ощущений при физической близости с Мартином, когда она была лишена возможности видеть. Она никогда не верила, что такое бывает. Они не говорили, и она не могла видеть, и она знала, что отказалась от зрения и прислушивалась к прикосновениям, чтобы испытать новый уровень доверия между ней и мужем.
Шли дни, и их жизнь стала отчасти входить в привычное русло. Перестали трезвонить репортеры с просьбами дать им интервью. Воспоминание о тех ужасных послед них нескольких секундах игры начало постепенно стираться из памяти. Рэй зашел поговорить, и они с Мартином пили пиво и проводили «посмертный» анализ игровых ситуаций на открытой веранде.
Еще в Бостоне Мэй разработала систему общения с Тобин при помощи телефона и факса, и этим летом они улучшили ее для Канады. Они договорились, что с июня по сентябрь на месте со всеми новыми клиентами общается Тобин, а Мэй просматривает все проекты свадеб из Лак-Верта.
Однажды, когда Мартин и Рэй отправились на рыбалку, Мэй пригласила к себе Дженни и Шарлотту. Пока девочки играли снаружи, их матери беседовали между собой на передней веранде.
– Как Рэй воспринимает поражение? – задала Мэй давно волнующий ее вопрос!
– С каждым днем ему понемногу становится лучше. А первые сутки он реагировал с явно повышенной чувствительностью на имя Мартина Картье.
– Он обвиняет Мартина в их проигрыше?
– Не он один. Все, – поправила ее Дженни. – Он потерял шайбу, вместо того чтобы сделать бросок.
Мэй нахмурилась. Ей хотелось, чтобы ее подруга не опускалась до обвинений в потере Кубка в адрес ее мужа.
– Спортсмены всегда нуждаются в козле отпущения, – объяснила ей Дженни. – Уверена, ты это уже заметила. И Рэй выступал в этой роли множество раз, да и все остальные. Каждый делает ошибки. Но такую…
– …невероятную. – Мэй вспомнила ужасные последние секунды.
– Да он просто взял и остановился посередине льда, – сказала Дженни. – Рэй говорит, если бы он так не разозлился на Мартина, он бы встревожился за него.
– Почему встревожился?
– Ну, ему показалось, будто Мартина парализовало или что-то в этом роде. Он словно оцепенел.
– Мне тоже так показалось.
Перед ее мысленным взором по льду пронесся Мартин, потом замер, взметнул руку с клюшкой, изготовившись сделать бросок. Шайба вот-вот полетит в ворота Эдмонтона.
– Его отец упомянул кое-что в разговоре со мной, когда я навестила его. Он сказал, будто Мартин предпочитает правую сторону.
– Да они носятся взад-вперед по полю, какая тут правая или левая сторона, – рассмеялась Дженни. – Все зависит от того, где у них что болит. А у них всегда что-нибудь болит.
– Выходит, мне нечего беспокоиться?
– Нет, если только однажды утром он не проснется и не сможет двигаться. Это единственная достаточно веская причина, которая в состоянии удержать Мартина ото льда.
– Понятно, – протянула Мэй.
Потом, предложив Дженни чаю, Мэй направилась в кухню. Следуя за хозяйкой, Дженни останавливалась посмотреть на некоторые старые картины в гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139