И в тот же момент Кайли осознала свою полную безотцовщину. Она почувствовала себя покинутой взрослыми. Так говорили доктора. Тело полуразложившегося мертвеца явилось для нее пределом прочности, катализатором, вызвавшим появление призраков. Она хотела семью, и видения давали ей таковую.
Мэй могла ее понять. Выросшая в огромной, любящей семье, она тоже хотела иметь семью. Кроме того, она занималась удивительным, чудесным делом, которое унаследовала от своей бабушки и бабушкиной сестры.
Ну а если все-таки Кайли была шизофреником, а не ясновидящей?
– Она исчезнет, – прошептала Кайли, не отпуская запястье матери, – и не сумеет поцеловать папу. Она исчезнет, если я не стану обращать на нее внимание…
– Кайли, – дрожащим голосом прошептала в ответ Мэй. – Пусть она исчезнет.
«Если бы я не была так измучена, расстроена, напугана и одинока, – говорила Мэй себе, – я твердо настояла бы на своем и недвусмысленно объяснила бы Кайли, что там никого нет и никто не желает поцеловать отца, нет никакого ангела-девочки, парящей над пассажирами в бизнес-классе».
Мартин Картье вытянул ноги в проход. И теперь каждый раз, когда кто-нибудь из стюардесс следовал мимо, им приходилось опираться на спинку именно его сиденья, чтобы перешагнуть препятствие. Два часа полета он мешал им, перекрывая проход, но он был бессилен чем-либо помочь им. Он попытался устроиться в кресле прямо, ссутулившись, боком, но, как ни крути, самолет был слишком мал для него.
И не только из-за его габаритов, которые сами по себе были внушительны, но и из-за его бьющей через край энергии. Еще мама имела обыкновение говорить, что Бог вселил в него снежный вихрь. И Мартин иногда верил в это. Ему казалось, будто когда-то в детстве он проглотил какой-нибудь ураган или смерч необыкновенной мощи, способный стереть с лица земли города и веси. И если он, Мартин, использует эту силу на льду, он сможет уничтожить команду противника. Энергия Мартина вылетала из его локтей и бедер, швыряла противников на бортик, а оттуда на больничную койку, покрывала лед кровью.
В данный момент энергия заставляла его корчиться в кресле. Он почувствовал покалывание иголочек в голове и еще раз оглянулся вокруг. Стюардесса закрыла занавеску, отделявшую классы самолета, но, бросив взгляд сквозь не большую щель, он увидел маленькую девочку, не отрывающую от него глаз, ее миловидную мамашу, склонившуюся к ребенку и нашептывающую что-то на ухо девочке.
Он был защитником «Бостон Брюинз» по прозвищу – Золотая Кувалда. «Золотым» стал из-за фамилии Картье, а «Кувалдой» – по факту своего поведения на льду: из всех потасовок он всегда выходил победителем. Десять раз его признавали лучшим игроком, дважды – победителем НХЛ, дважды он привел команду к победе в лиге. Этот жесткий и рослый защитник завоевывал «Норис-трофи» два года подряд как лучший блюлайнер лиги.
Он не был злобен, но если его втягивали в агрессивную игру, он вкладывал в свою клюшку и кулаки всю мощь своей натуры. Равнодушный к травмам, как коршун, налетал сзади. Он прославился умением вышибать ведущего нападающего команды противника, сначала завязывая с ним драку до первой крови, а потом добиваясь от правки того на скамейку штрафников. Везде, где играл Картье, болельщики ломились толпами.
– Гм-м, извините меня… – раздался рядом женский голос.
Мартин посмотрел наверх. Привлекательная пассажирка стояла над ним. На ней был изящный черный шерстяной костюм с черным кружевом, выглядывавшим из-под ее пиджака, а ноги, обтянутые прозрачными чулками, свидетельствовали о совершенстве форм. Высокие каблуки. Белокурые волосы спадали завитком над ее зелеными глазами, обрамленными длинными ресницами. Помада делала губы красными и влажными.
– …Вы ведь – Мартин Картье?
– Уи (да), – ответил он. – Вы не ошиблись.
Только апрель, а у нее уже был загар. Большие серьги, усыпанные бриллиантами; тяжелая золотая цепь вокруг шеи с маленькими бриллиантами в каждом звене. Она что-то щебетала о последней игре, которую накануне смотрела в своем гостиничном номере в Торонто. Мартин вежливо притворился, что слушает, но вместо этого все его внимание было обращено к женщине с маленькой дочерью, несколькими рядами позади него.
Загорелая блондинка говорила об обидном проигрыше в дополнительное время. Как он сражался! Ее пальцы погладили его по плечу, когда она сказала, что обожает проявление физической силы в хоккее. Втянув запах ее духов, Мартин вспомнил о своем локте, летящем в глаз Джефа Грина, вспомнил, как раздувшаяся опухоль закрывает этот глаз. Женщина говорила и говорила, но Мартин едва слышал ее. Женщины с белокурыми волосами и загарами в апреле не давали ему прохода. По какой-то причине звук ее голоса заставил его почувствовать настоящую арктику внутри себя: обширную, холодную и бесплодную.
Пока блондинка писала номер своего домашнего телефона на обороте своей визитной карточки, она успела рассказать ему, что любит хоккей, никогда не пропускает игру «Медведей», если бывает в городе, любит наблюдать, как Мартин катается, ведет счет и гвоздит своих противников.
Мартин научился делать лицо нейтральным, когда люди осыпали его комплиментами, и, зная, что товарищи по команде наблюдают за ним, он принял ее визитную карточку и засунул в карман.
Трогательным жестом прикоснувшись к его руке, женщина попросила Мартина позвонить ей. Поблагодарив ее, Мартин снова попытался устроиться удобнее в кресле. Он сложил руки на груди. Ушибленное ребро, в том месте, куда вчера вечером попала шайба, давало о себе знать. Он подумал о своем отце, задаваясь вопросом, наблюдал ли тот игру по телевизору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139