– Только не эту. Она еще помнит ту историю с Нэт. Она ужасно ко мне относится с того дня. Считает меня самовлюбленным хоккеистом, который не мог уделить время собственной дочери.
– Но это же неправда, – расстроилась Мэй.
– Тебя не было тогда там, – объяснил ей Мартин. – Она права относительно меня. Она – сука, и она не имеет никакого права держать Грома, но с тех пор она знает мой номер телефона.
– Но я же вижу, как ты относишься к Кайли, и я знаю, как ты относишься к Натали.
Именно в этот момент заскрипела дверь с противомоскитной сеткой, и они услышали шаги Кайли в кухне. Она молча посмотрела на взрослых, и ее лицо вытянулось.
– Старина Гром, должно быть, неплохо проводит время, – нашелся Мартин, что-то внимательно разглядывая за окном. – Гоняется повсюду за своей хорошенькой пуделихой.
– Ты думаешь, он цел? – спросила Кайли.
– Гром? – переспросил Мартин, фыркая со смехом. – Он цел и невредим, в этом я не сомневаюсь. Он же бассет до мозга костей. Мне скорее надо волноваться о диких животных в нашей округе. Где-нибудь на горе вынюхивает барсука, а то уже и тащит его, беднягу, из логовища. Или загнал лису на дерево и пытается оторвать ей хвост для подарка своей Фифи.
– Кто это – Фифи? – хихикнула Кайли.
– Его подруга, – объяснил Мартин. – Французская пуделиха.
Кайли звонко смеялась, стоя подле Мартина и пытаясь различить силуэт Грома на горной тропе над озером.
Уже когда стемнело, как только Мэй отвела Кайли наверх почитать ей книжку перед сном, Мартин вышел из дома. В кармане у него были ключи, и он направился на задний двор, где они держали машину. Но хотя он досконально знал каждый дюйм своего двора, он все же умудрился попасть ногой в новую рытвину. Он шел по прямой, твердо зная, что на пути у него нет ни высоких преград, ни углублений, но, когда он добрался до машины, решил не рисковать.
Он не сумеет вести машину сегодня ночью. Накануне его глаза были лучше, и он мог вести машину. Но и Гром тогда был еще в безопасности, хотя и выл по Фифи шесть часов подряд, когда его привязали к задней веранде. Проблема была в глазах Мартина. Они были не надежны. То он прекрасно все видел, то на следующий день зрение подводило его. Все усугублялось тем, что Мартин не мог ни предсказать, когда наступит кризисная ситуация, ни управлять ею.
Приют для бездомных собак располагался позади муниципального гаража, этого собрания старых грузовиков и плугов и бетонного строения, напоминающего бункер, приблизительно в шести милях по дороге на север от озера. За свою жизнь Мартин путешествовал по этому маршруту тысячу раз, по большей части на пути к дому Рэя или обратно от него. Ночь была теплой, почти безветренной. Сначала он шел медленно, но потом побежал.
В беге он почувствовал свою силу. Ноги крепко держали его и не подводили, руки начали двигаться в привычном для тренировок ритме, и он подумал о сборах команды, начинающихся осенью. Назад в Бостон, обратно к режиму, который поддерживал его в форме все годы в профессиональном спорте.
– Мерд (черт), – выругался он, споткнувшись обо что-то.
Он не заметил какое-то вспучивание или трещину на дороге, оставшуюся после зимних морозов. Дорожники здесь работали с ленцой, иногда по три, а то и четыре лета оставляя без ремонта повреждения, нанесенные дорожному покрытию в жесточайшие зимние бури. Мартин вспомнил, как той зимой, когда ему исполнилось двенадцать, снежный буран засыпал их снегом три недели подряд. Они с мамой остались без тепла и еды, пришлось топить печь, есть картошку и консервированные бобы. Отец тогда уже жил в Штатах.
– Не думать об этом, – приказал себе Мартин вслух и, легко вздохнув, побежал дальше.
Умение контролировать свои мысли – одно из самых важных качеств спортсмена. Это было в числе его достоинств, он умел отставлять в сторону мысли на определенные темы. Сейчас к таковым относились и синий конверт, который при шел по почте, грозящее усыпление Грома, и явно подводившее его зрение, поскольку он едва мог различать, где бежит.
Его ноги бежали по дорожке, и время от времени что-то сверкало перед ним. Возможно, свет далеких звезд, мелькающий через деревья. Какими удивительно красивыми бывали звезды. Он почувствовал, как что-то дрогнуло у него в груди. А что, если он больше не сможет их видеть? Что, если он никогда не сможет видеть красоту темного ночного неба, усыпанного звездами?
«Контролировать сознание», – приказал он себе снова. Не думать об этом.
Собачий приют был сразу же за поворотом. Он услышал собак, их лай, заполняющий летнюю ночь. Голос Грома перекрывал остальной лай, неистовый, страстный и полный тоски. Пробежав по утрамбованной песчаной площадке для машин, Мартин замедлил свои движения, приближаясь к массивному кирпичному зданию. Он подергал каждую из двух стальных дверей. Двери были заперты.
Он не строил никаких планов, пока не оказался на месте. Подняв с земли камень, он пошел к передней двери. Дверь была железной, но в ней имелось зарешеченное окошко. Размахнувшись, Мартин со всей силы ударил камнем по стеклу и разбил его. Ему потребовалось еще три удара, чтобы разбить решетку, потом он засунул руку внутрь и отпер дверь.
Кровь стучала у него в висках, когда он забрался в помещение. Никогда раньше Мартину не доводилось врываться куда-нибудь. Он только что совершил преступление, за которое его могли арестовать. Весь вспотевший, с трудом переводя дыхание, он стоял перед конторкой и пытался сориентироваться в пространстве.
«Именно здесь, – подумал он, – на этом самом месте, тогда стояла Натали. Вот стол старухи, вот место, где стоял я, внушая Натали, что она не может иметь собаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139