Этот его взгляд не имел никакого отношения к Мысу, к полиции, к проблемам Куин: все дело было в Румер, в его желании обладать ею, и в той, другой причине, по которой им приходилось ждать.
Буксир покачивался из стороны в сторону на волнах от большого рыболовецкого траулера, державшего курс в открытое море. Сикстус сидел на палубе в кресле рядом с Малаки и одной рукой подергивал леску с наживкой. У макрели был период жора, и старики таскали ее одну за другой. Сверху стайка казалась черной, но порой мелькали яркие полоски на бочках рыбешек, отчего создавалось впечатление, будто под водой плавали блестящие серебряные тигры.– Еще одна, – Сикстус бросил добычу себе под ноги.– Сколько уже, семь? Для ужина почти самое то.– Да? А ты что будешь есть?– Ты хочешь сказать, что умнешь зараз семь штук макрелей?– Так они же маленькие.– Все равно. Семь штук?Сикстус кивнул. Он думал о продолжении плавания и о прибытии в Ирландию, одновременно гадая, что там готовили в домах престарелых. Хотя здесь Сикстус питался вполне неплохо – обеды с Малаки, с Элизабет, да он и сам порой готовил себе блюда из лучшей рыбы и лобстеров Люнебурга, – ему недоставало любимой стряпни Румер.Он скучал по помидорам с Мыса Хаббарда, кукурузе из Силвер-Бэй, телятине Блэк-Холла и лобстерам Куин. И вообще он очень стосковался по дому.– Ну, если ты считаешь, что семи недостаточно, тогда мне лучше еще порыбачить. Ты должен поднабраться жирку, чтоб потом было что сбрасывать во время долгого путешествия. – Малаки проверил наживку на крючке и бросил ее обратно за борт. – Кстати, когда ты отчаливаешь?– Завтра, – ответил Сикстус.– Ирландия зовет, – сказал Малаки. – Она ждала столько лет, а теперь ты не хочешь терять ни минуты, чтобы добраться туда?– Да, – кивнул Сикстус. – Еще восемнадцать дней через океан…– Пока ты будешь в пути, кто-то может занять твою койку в пансионе для старичков.– Ну, я, наверное, повременю отправляться на покой.– Ты что-то задумал?– Может быть. К тому же я отправляюсь туда по другой причине. Понимаешь, это мой заслуженный отпуск. Точнее, наш с Клариссой.Малаки молча кивнул и раскурил свою трубку.– Ну как, повидался с дочерью? – спросил он.– С Элизабет? Да, все прошло замечательно.– Она красавица, – сказал Малаки. – Я не пропускаю ни одного фильма с ее участием.– Она была бы рада это услышать.– И значит, ты с ней прокатился по острову? Что, искал свои корни?– Я как большое дерево. Корни мои повсюду.– А разве не у всех так? – спросил Малаки. – К нашим годам у любого человека найдется корешок то здесь, то там.– Только мы растрачиваем себя по пустякам.– Ты так думаешь?Сикстус пожал плечами, наблюдая за мерцанием черно-серебристых рыбок у борта буксира. Чуть дальше у самого причала его уже ждала готовая к отплытию «Кларисса».Раньше он считал, что ему выпал счастливый жребий – совершить странствие в свое прошлое и избавить Румер от лишних хлопот. Но когда он приплыл сюда и встретил Элизабет, в нем снова что-то пробудилось: глубокая любовь, которая связывала все поколения его семейства. Он знал, что был готов пожертвовать чем угодно, чтобы снова увидеть мать. И наконец-то уяснил для себя, что не хочет умирать вдали от Румер.Внезапно, прямо здесь, на палубе у Малаки, Сикстус почувствовал, что прямо по его курсу наступил мертвый штиль.– Эх, – вздохнул он.– Это еще что? – спросил Малаки.– Не знаю, – ответил Сикстус. – Похоже, пару секунд назад я кое-что понял.– И это в твоем-то возрасте?– Ты полагаешь, что в моем возрасте уже ничему и научиться нельзя?Малаки усмехнулся и закусил мундштук трубки.– Боже правый! Для школьного преподавателя ты, оказывается, немного глуповат, если допускаешь подобные мысли. Наверняка ты знаешь, что как раз сейчас и начинается главный процесс обучения – когда ты стал свободен от всей своей молодецкой дури.– Молодецкой дури… – повторил Сикстус, пробуя на язык новое выражение. – Лихо сказано!– Ну, ты же в курсе, о чем я. Наш эгоизм, бравады, хвастовство, «кобелизм», карьера, махинации, подковёрные маневры, поездки, интрижки с девушками, лучшая должность, гранты на исследования. Уловил?– Да, – ответил Сикстус. – Только ты забыл упомянуть чувство вины и обиды. Теперь пробил час избавления от них.– Черт, вот балда! Самое главное я упустил.– Малаки, ты веришь в грехи отцов и матерей?– Еще как верю.– А ты веришь в то, что дети должны расплачиваться за них?– Интересный вопрос. А почему?.. Ты что, имеешь в виду своих дочерей?Сикстус подумал о Румер и Элизабет, затем о Майкле, а потом о собственных родителях. Его отец умер в Голуэйе, а его храбрая мать перевезла своих сыновей сюда, в Новую Шотландию. Она была похоронена на Фокс-Пойнт, всего за несколько миль от «Роддома имени Кутберта».– Своих дочерей, – кивнул Сикстус. – И себя.– Отцы и дочери, – задумчиво произнес Малаки. – Матери и сыновья. Должно быть, Господь трудился внеурочно, когда изобрел эти запутанные отношения. Если честно, именно поэтому мне и нравится иметь дело с дельфинами.– Хочу съездить на могилу матери, – сказал Сикстус. – А уж потом, скорее всего, и поплыву.– Без проблем, я свожу тебя, – предложил Малаки. – Если, конечно, твоя дочь не…– Она занята, – спокойно ответил Сикстус.– Ну-ну. Ладно, дай мне знать, когда будешь готов. После того как съешь семь своих макрелей. И потом, значит, махнешь в Ирландию?– Помнишь, мы говорили о корнях? – спросил Сикстус.– Конечно. Новая Шотландия, Голуэй… они у тебя везде.– Так вот, у каждого дерева есть стержневой корень, – пояснил Сикстус. – Другими словами, он важнее всех остальных. От него зависит, будет ли дерево жить или погибнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133