Электронная переписка была сначала совершенно невинной – в основном о временной приостановке проекта моста в Цинциннати, с которым они оба были связаны. Однако женщина оказалась остроумной и сердечной. Джек же чувствовал себя забытым и ненужным. Деловые письма стали сопровождаться более личными признаниями. Он вспомнил, как иногда просыпался до рассвета, чтобы проверить, ни пришло ли ему письмо ночью.
– Что-нибудь действительно было между вами? – спросил он Джима, перешагивая через узкий ручеек. – С твоей подругой по переписке?
– Ага. Поэтому-то меня и выгнали. Я это заслужил.
В конце концов Джек не разрешал явной неверности. Теперь он возвращайся в мыслях к тем неделям, когда чувствовал себя разочарованным в браке и при этом увлеченным своей интимной перепиской с едва знакомой женщиной. Это воспоминание ошеломило его; с тех пор как умерла Эмма, он постоянно идеализировал свой брак. Когда он позвонил Мэделин, услышал ее голос, ему казалось, будто он открыл ящик Пандоры, и из него вывалились такие вещи, о которых он хотел бы забыть. Мэделин всего лишь хотела его предупредить, подумал Джек. Изменила Эмма.
– Интернет – это дьявольское изобретение, – продолжал Джим, перешагивая через ручеек. – Интернет да мужское мышление. Я несу свой крест, но теперь, когда я свободен и ты уже не стоишь на повестке дня, может быть, я приглашу Франческу на ужин?
Джек не ответил. Он хотел бы защитить Франческу от Джима, но надеялся, что она способна позаботиться о себе и сама. Он продолжал пробираться через лес вместе с Джимом, удивляясь тому, что бушевало в его голове. Всплыли и другие воспоминания о его семейной жизни. Он вспомнил, как редко у них с Эммой бывала физическая близость. Почему он думал об этом теперь? Что хорошего могло это дать?
Сейчас они с Джимом измеряли самую западную границу. Пока Джим смотрел в нивелир, Джек, отгребая сухие листья, разглядывал гранитную глыбу, обозначенную буквой X. Глядя на вдавленное клеймо, он вдруг почувствовал, что его память несет такие же глубокие отметины. Он ничего не забыл, ведь он пытался выяснить, почему на самом деле Эмма поехала с Мэдди на тот роковой уик-энд.
Это был день рождения Мэделин, и согласие Эммы на поездку казалось случайным – вряд ли Эмма связывала с ней какие-то собственные цели. Но вдруг он вспомнил ссору, которая произошла у них за неделю до того, как Эмма согласилась поехать. Он проводил тогда в конторе все больше и больше времени. Она же занималась их новым домом, но теперь решила, что задуманная отделка была чрезмерно богатой, ориентированной на комфорт, – работа в Диксоне доказала ей это.
– Заключенные не имеют ничего, – сказала она. – Они глядят в себя, находя внутренние ресурсы. Многие из них росли в нужде и обидах.
– И поэтому решили причинять боль и обиды другим людям? – спросил Джек.
– Тебе не понять.
– Я понимаю то, что многие из них оказались в тюрьме за изнасилования и убийства.
– Ты меня никогда не поддерживаешь, – сказала она. – В том, во что я верю. Я пытаюсь помочь людям.
– Я поддерживаю тебя, Эмма. – Выражение его лица противоречило словам.
– Нет, ты этого не делаешь, – сказала она, энергично качая головой. – Ты поддерживал меня, когда я волонтерствовала в более приятных местах – в детской больнице или в домах для престарелых. Но Диксон…
– Я беспокоюсь о тебе, понятно? – взорвался он. – Я не знаю, с кем ты там встречаешься, кто провожает тебя домой. Что будет, если кто-то из них узнает твой телефон? Что, если кто-то из них узнает, где ты живешь, что у нас есть Нелл? Я не хочу видеть их рядом с нами.
– «Их», – отрезала она, – «они». Как будто они другие. Это люди, хотя и совершившие большие ошибки. Я помогаю отцу Ричарду научить этих людей читать – делаю важную и полезную работу, может быть, впервые в жизни.
– Мне кажется, воспитание Нелл тоже важная работа.
– Ты так сентиментален, Джек.
– Но знай, когда осужденный уголовник нанесет тебе визит дома, я этого не допущу. – Он перевел дыхание. – Прости, если тебе кажется, что я недооцениваю твою работу. Это совсем не так. Но почему надо работать именно в тюрьме? До того, как отец Ричард появился в нашем церковном приходе…
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но волонтерская программа была такой застойной. Я чувствовала, что мы специально выбирали места… подходящие, чтобы только изображать деятельность.
Читать книжки детям из онкологического отделения – это просто изображать деятельность? Джек не сказал этого вслух. Он скрыл свое возмущение внутри, в своей, готовой взорваться, груди, думая о том, как увлечена Эмма всякими жуткими историями, которыми делятся с ней заключенные, о том, как всегда была ужасна их жизнь и как плохо с ними обращаются сейчас.
Полтора месяца назад она собиралась заменить в ванной кафель. Старый, ему было меньше двух лет, был мексиканский, разрисованный цветами, а ей захотелось под мрамор. Теперь она считала, что этим вообще не стоит заниматься. Она была будто в огне, Джек впервые видел ее так беззаветно увлеченной своей работой.
Джек соглашался со всем, чего бы она ни хотела. Но внутри него что-то тревожно звенело, он чувствовал, что ее работа в тюрьме давала ей возможность избегать его. Он даже заподозрил, не возник ли у нее роман с кем-нибудь из заключенных, одним из тех, кто звонил ей домой. Всякий раз, когда он хотел поговорить с ней или пойти куда-нибудь вместе, она была занята либо уроками чтения с заключенными, либо совещаниями с волонтерами о том, каким образом влиять на значительные перемены в Диксоне.
– Скажи, ведь что-то не так? – спросил он у нее однажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108