Тихо, чтобы никто не услышал, она включила телевизор — ей не разрешалось смотреть телевизор, пока она не сделает все уроки, присланные учителем из Новой Шотландии. Бриджит слышала, как миссис Квинн шаркала в своей комнате. Дэнни называл ее «глаз старого орла», поскольку она постоянно за всеми следила.
Вот этим Дэнни с Бриджит и различались. Дэнни ненавидел, когда его контролировали, а Бриджит это нравилось. Ей приятно было ощущать, что кто-то уделяет ей внимание, пусть даже старая владелица пансиона. Она чувствовала, что ее мать одобрила бы миссис Квинн и ее заботу. Раньше за ней присматривал еще и Дэнни. Иногда они заводили друзей, но зимой в Нью-Йорке это было нелегко. Дети в основном сидели дома. Но тогда у Бриджит был Дэнни, а у Дэнни — Бриджит.
Хотя Бриджит скучала по брату, ей здесь нравилось. Трубы отопления дребезжали самым успокаивающим образом, согревая все комнаты. Обои в общей комнате были старые, пожелтевшие, с розами и незабудками, а потолок — с коричневым оттенком. Миссис Квинн однажды сказала, что это от сигаретного дыма. «Раньше здесь был пансион для моряков, дорогая, — говорила она. — Докеры, портовые грузчики, экипажи кораблей, стоявших в доках Челси, и так на протяжении почти двухсот лет. Все они курили».
Бриджит слушала, не выдавая того, что ее брат внес свою лепту: Дэнни иногда выкуривал сигаретку, пока отец продавал деревья, а миссис Квинн смотрела телевизор.
Сейчас внимание девочки было приковано к экрану. Диктор пятичасовых новостей стоял перед елкой в Рокфеллеровском центре, всего в тридцати кварталах от того места, где находилась Бриджит.
— Через два дня на этой восьмидесятифутовой норвежской ели из Уолла, штат Нью-Джерси, будет зажжено тридцать тысяч лампочек, — сообщал репортер, а камера демонстрировала прекрасное темное дерево, вырисовывающееся на фоне городских огней. Было показано, как в прошлый четверг устанавливали эту ель. Когда объектив камеры охватил панораму толпы, Бриджит буквально прильнула к экрану.
Некоторые люди держали в руках плакаты с надписями: «Привет, Брисбен!», «Привет маме и папе в Коламбусе», «Счастливых праздников всем в Луисвилле!» Бриджит вглядывалась в каждое лицо, ее пульс участился. Она знала, что у человека, которого она ищет, не будет плаката. Он встанет где-нибудь позади, стараясь не попасть в объектив. Он будет вдыхать запах хвои, уставившись на темно-зеленые иголки, на кору, сияющую от золотой смолы, и на стремящуюся к звездам макушку. Он страж и пастырь большого дерева.
Сюжет сменился, теперь по телевизору показывали новости о пожаре в Вест-Сайде, и Бриджит закрыла глаза, думая о брате. Дэнни всегда верил, что у рождественских деревьев есть душа, он придумывал истории о том, как снежные ангелы вдыхают в деревья жизнь, а солнечный свет производит хлорофилл, создавая зелень хвойного покрова.
— У них есть душа, Бриджит, — говорил он, — у каждого дерева. Они живые, их корни уходят в землю, а ветви стремятся к небу.
— А мы их срубаем, — сказала пораженная Бриджит. — Мы их убиваем!
— Нет, не надо так думать. До того как их вырубят, деревья роняют на землю семена — чтобы возродиться. Конечно, многое зависит от осадков и преобладающих ветров.
— Дэнни, только не про погоду. Расскажи мне о деревьях.
— Но все зависит от погоды, Бриди! Помнишь, какие были эти ливни на прошлой неделе и как мы ждали, чтобы зона низкого давления ушла от побережья и дожди постепенно прекратились? Но даже после этого были предупреждения о ливневых паводках, а по радио сказали…
— Черт побери, Дэнни. Только не это. Меня не интересуют прогнозы погоды. Я хочу услышать о деревьях. Снежные ангелы их оживляют, солнце делает иголки зелеными, а мы их убиваем!
— Деревья действительно умирают. В тот момент, когда пила вонзается в их ствол…
— Это ужасно, — закричала Бриджит.
— Но дело в том, Бриди, что они возвращаются к жизни.
— Как?
— Ну когда загораются огни.
— Когда что?
— Когда человек приносит дерево к себе домой и зажигает на нем лампочки.
— То есть когда его любят?
— Что-то вроде этого.
Дэнни был слишком упрям, чтобы в этом признаться, но Бриди видела, как он смотрел на деревья их отца перед тем, как их продавали. Он стоял в их тени на морозе и ждал, пока кто-нибудь не остановится и не заберет одно их них. Наверное, он, как и Бриди, мечтал о великолепных апартаментах — в высоком небоскребе или в уютном доме — и о блестящих возможностях, которые сулил ему Нью-Йорк.
— Только посмотри туда, — говорил он Бриджит, указывая на Эмпайер Стейт Билдинг, залитую зелеными и красными праздничными огнями. — Какой город может так раскрасить небо? Ты знаешь, сколько электричества на это ушло? Можно было бы осветить всю Новую Шотландию.
— Тебе бы не понравилось здесь жить, Дэнни! Месяц — одно дело, но ты бы не выдержал дольше. Здесь нет деревьев, кроме наших и тех облезлых, которые растут у тротуаров, нет лесов. Ты не найдешь здесь сов или ястребов. Где ты будешь наблюдать, как приближается буря?
— Я не говорю, что хотел бы здесь жить. Но ты ошибаешься насчет деревьев, природы и бурь. Все это есть и в Нью-Йорке. Здесь есть такие места, — так загадочно сказал Дэнни, что Бриджит стало любопытно, где он продолжил свои изыскания.
В это время пятичасовые новости сменили новости Нью-Йорка, в которых показали еще несколько кадров из Рокфеллеровского центра. Падают хлопья снега, люди скользят по льду, на заднем плане блестит золотом статуя Прометея, а над толпой людей, приветственно машущих руками в объектив, возвышается темная, величественная рождественская ель.
Не отрывая глаз от экрана, Бриджит молилась, мечтая увидеть своего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52