– спросила она, оглядываясь. – Я… сейчас выйдет моя тетя. Извините!
– Санча! – Настойчивый призыв в его голосе не ускользнул от ее внимания, и она посмотрела на графа печальными глазами. – Санча, дорогая, я понимаю: в тот вечер своим поведением я обидел вас, но нужно ли нам поэтому обращаться друг с другом, как совершенно чужие люди?
Санча свободной рукой больно потянула себя за пряди волос.
– Синьор, произошедшее не имеет значения. Я… я виновата не в меньшей степени… не думайте больше об этом!
– А я не мог думать ни о чем другом! – сказал граф сурово. – И пожалуйста, перестаньте говорить мне «синьор»! Мое имя, как вам хорошо известно, – Чезаре!
– Я не могу вас так называть! – смутилась Санча.
– Почему? Разве я кажусь вам таким старым… таким чужим, что у вас язык не поворачивается?
Глаза графа горели на смуглом лице, как два голубых огонька, – опасная для девичьего сердца комбинация.
– Чужим… да, – ответила Санча, сознавая, что они привлекают многочисленные любопытные взоры. – Синьор, ваша… спутница, вероятно, с нетерпением ждет вас… как… как и мой кавалер.
– Вы пришли не одна? – спросил граф высокомерным: тоном, сдвигая брови.
– Нет, не одна, а с дядей и тетей. Но меня познакомили с синьором Фуччи, и он заботится обо мне…
– Антонио Фуччи?
– Совершенно верно, синьор. – Саича старалась сохранить спокойствие, но давление на руку усиливалось и уже причиняло боль. Но, к удивлению Санчи, эта боль не была ей совсем уж неприятной…
– Довольно разговорчивый юноша. Не знал, что вы с ним знакомы, – заметил граф, раздраженно покусывая нижнюю губу.
– Мой дядя знает некоторых из его друзей, – неловко развела руками Санча. – Что вы находите в этом плохого?
Взгляд графа, медленно скользнувший сверху вниз по складкам шелкового платья, проделал обратный путь и остановился – почти осязаемый – на декольте, где нежной белизной матово светилась шелковистая кожа девичьей шеи. Этот обжигающий взгляд достиг своей цели, практически лишив Санчу воли к сопротивлению. Никогда еще никто не смотрел так на нее… не приводил в такое замешательство, как граф, и она со страхом подумала: найдет ли в себе силы противостоять ему, когда наступит решающий момент.
– Санча, – проговорил он ласково и проникновенно, наклонившись к ней. – Санча, ваших дядю и тетю не удивило это неожиданное приглашение на вечер?
– Что вы имеете в виду? – вся задрожав, пристально взглянула на него Санча.
Пальцы графа играючи перебирали ее руку, большой палец мягко касался внутренней стороны ладони.
– Ведь они не являются близкими друзьями Бернадино? Ваша тетя встречалась с синьорой только в карточном клубе!
– Ну и что? – спросила Санча, сердце у нее гулко стучало.
– Раффаэлло Бернадино – мой кузен, – тихо заметил граф. – Теперь… вам понятно?
– Вы хотите сказать… хотите сказать? – в крайнем изумлении уставилась на него Санча. – Вы уговорили их пригласить нас?
Граф наклонил голову, его и ее губы разделяло всего несколько дюймов.
– Мне хотелось вновь увидеть вас, – произнес он глухо. – Мне просто необходимо было вновь увидеть вас.
– Пожалуйста, позвольте мне уйти! – попросила Санча прерывающимся голосом, с трудом переводя дыхание.
Граф внезапно оставил ее руку, лицо сделалось сердитым.
– Вот и ваша тетя, – коротко заметил он, и Санча не могла сказать, отпустил он ее, реагируя на просьбу, или потому, что к ним приближалась тетя Элизабет.
Смущенная Санча обернулась, понимая, что было бы невежливо не представить их друг другу. Граф склонился к руке тети, которая смотрела на него с нескрываемым интересом.
– Значит, вы тот самый человек, о котором Санча пишет статью, – сказала она с приятной улыбкой. – Писатели мне всегда казались чрезвычайно умными людьми. Что ты думаешь на этот счет, Санча?
Девушка было готова согласиться, хотя понимала, что тетя, не прочитавшая после вступления в брак двадцать лет назад ни одной книги, ведет ни к чему не обязывающий светский разговор.
Граф на этот счет также не строил никаких иллюзий. Насколько Санча могла судить по тронувшей губы едва заметной усмешке, он просто счел тетю слегка экзальтированной женщиной и, несомненно, вернется теперь к своей красавице Янине.
Однако, вопреки ожиданию, граф сопроводил Элизабет и Санчу наверх, где их ждали Эдуардо и Антонио, и дядя приветствовал графа с видимым удовольствием. Оба в течение нескольких минут обсуждали статью, напечатанную в журнале, а Антонио занимал разговором Санчу и Элизабет.
Внезапно Санча почувствовала, как стройные пальцы графа скользнули по руке и сплелись с ее пальцами. В этом положении они пребывали некоторое время.
Слишком ошеломленная, Санча не решалась отдернуть руку и только надеялась, что ни дядя, ни тетя, ни Антонио ничего не заметят. К счастью, они в самом деле не заметили. В помещении собралось много гостей, и все стояли довольно тесными группками. Но и в этих условиях его близость вызывала томительно-сладостное чувство, а когда он, как бы невзначай коротко взглянул на нее, у Санчи возникло ощущение, будто оба они втайне наслаждаются чем-то запретным.
Выбор прилагательного «запретный», промелькнувшего в голове у Санчи, нельзя было назвать удачным. Он слишком явно указывал на страхи, которые внушали Санче граф и его возможные планы относительно скрытой от людских взоров любовной связи. У нее не было желания бегать к нему украдкой на свидания, стать своего рода тенью на задворках его жизни, никогда не появляясь вместе на публике.
Энергичным движением Санча высвободила руку. В этот момент заиграл специально нанятый для этого случая небольшой оркестр, и она, повернувшись к Антонио, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51