– Наверное, ты страшно устал.– Свою усталость я как-нибудь переживу, Иви. А обещание есть обещание. – Он подтащил к кровати стул. – Дома я бы все равно не уснул. Как ты себя чувствуешь?Ее голова поникла, демонстрируя покорность судьбе.– Нормально, наверное.– Не старайся быть храброй, солнышко. Если хочется плакать – плачь. Я не против. Мне самому впору заплакать.– Тебе, Георгос? – На него взглянули ее удивленные глаза.Вид у него, действительно был удрученный. И не просто удрученный, а какой-то взъерошенный. Ее взгляд медленно прошелся от помятой одежды до заросшего щетиной подбородка и покрасневших глаз.– Я знаю, – устало сказал он и провел пятерней по всклокоченным волосам. – И выгляжу ужасно.– Измученно ты выглядишь. Тебе, правда, надо ехать домой.– Нет, – твердо сказал он, – я останусь. Установилось недолгое молчание. Иви прикрыла глаза. Ее не оставляло тяжелое чувство, что она каким-то образом предала Леонидаса. Может, ей надо было предупредить врача о болезни своей матери? О том, что она неспособна доносить ребенка до срока. Если бы она заранее об этом сказала, ничего бы не случилось, все можно было бы предотвратить. Иви тоненько и горестно заскулила.– Надеюсь, ты не обвиняешь себя во всем, что случилось?У Георгоса был строгий голос, и Иви быстро открыла глаза. Она не могла ни подтвердить, ни отрицать его предположение. Что она чувствовала? Вину? Отчаяние?– Я поговорил с доктором, – продолжил Георгос, – он сказал, что так обычно и бывает, если что-то не ладится с развитием зародыша. Во время твоего последнего визита к нему у него возникли кое-какие подозрения, поэтому тебе и назначили ультразвуковое исследование, но говорить ничего не стали, чтобы тебя не пугать.– Моя мать страдала хроническими выкидышами. – Иви выглядела совсем несчастной. – Может, и я такая же?– Маловероятно.– Но возможно. – Эта мысль приводила ее в ужас, потому что ей всегда хотелось иметь кучу детей.– Не спеши с выводами, лучше потом спроси у врача.– Хорошо, – вздохнула она и вновь погрузилась в унылое молчание.– Расскажи мне о своей матери, Иви, – попросил Георгос немного погодя. – Я знаю о ней только то, что она умерла незадолго до того, как ты пришла жить к брату. Он говорил еще что-то насчет того, что отчим силой пытался заставить тебя стать его женой. Это правда?Она кивнула.– Он ведь тоже был итальянцем, отчим-то. Родного отца мама встретила, когда училась в школе. Он у них преподавал.– Готов поспорить, что родителям мамы это не понравилось.– Ее родители погибли при землетрясении в Италии. Ее отослали в Грецию к тетке и дяде. Видимо, она была немного бунтаркой, и они не смогли ее контролировать. Во всяком случае, через год после окончания школы она вышла замуж, а через девять месяцев после свадьбы родилась я. Кажется, при моем рождении с мамой что-то случилось, после меня у нее были два выкидыша, и врачи запретили ей рожать.– Но она все равно пыталась?– Уже не с моим отцом. Он скончался от сердечного приступа, и она вышла за его троюродного брата. Он-то и хотел сына. Бедная мама каждый год пыталась родить ребенка, и каждый год его теряла. Я спорила с отчимом, кричала, что он убьет маму.Когда мне было шестнадцать, у мамы случился уже пятый выкидыш, мы с ним по-настоящему поругались. Он сказал, что женщины существуют для того, чтобы рожать бамбинос, и, если мать не может родить ему хоть одного, он найдет себе женщину помоложе, которая это сможет. И ни с того ни с сего он... он попытался меня... ну, ты понимаешь. Я его оттолкнула, схватила нож и сказала, что, если он еще хоть раз ко мне сунется, я его убью.– Я сам бы с удовольствием убил этого ублюдка, – проворчал Георгос. – Больше он не лез?– Нет, пока мама была жива и даже после он не пытался взять меня силой. Решил, что я выйду за него замуж. Когда я сказала, что лучше умру, он запер меня в спальне, заколотил досками окно и пообещал оставить меня без пищи и воды, пока я не одумаюсь.– И что ты сделала?– У меня ушла на это вся ночь, но мне удалось оторвать пару досок с окна. Я вылезла и побежала к Леонидасу – он жил в соседнем доме, ты знаешь.– Да, знаю. И что сделал брат?– Сказал, что я могу поселиться у него, пока не решу, как жить дальше.– А отчим? Он ведь так этого не оставил!– Налетел как ураган, вопил и стучал, но Леонидас вел себя просто великолепно. – Иви широко улыбнулась при этом воспоминании. – Взял старое ружье, которое даже не стреляло, и направил его прямо в голову отчима. И пригрозил, что расплющит его мозги, если он только раз осмелится подойти ко мне.– Боже правый! Это Леонидас так сказал!– Именно.– О великая сила любви! – пробормотал Георгос. – И что же дальше было?– Больше я его действительно не видела. Говорят, он куда-то уехал.– Смею сказать, ты по нему не скучала.– Да уж.Георгос покачал головой.– Никак не могу поверить: мой слабый нежный братец угрожает кому-то физической расправой!Иви печально улыбнулась.– Наверное, надо тебе сказать, что произошло, когда отчим ушел...– Конечно скажи.– Он потерял сознание. Мне пришлось втащить его в дом и положить в постель.Кивок Георгоса был столь же сух, как и его голос.– Вот это больше похоже на того Леонидаса, каким я его знал и любил.Сердце Иви дрогнуло, она взглянула на Георгоса внезапно затуманившимися глазами.– Ты ведь любил его, правда?– Очень.– И он тебя тоже, Георгос.– Надеюсь, что так, Иви. Очень на это надеюсь.– Он был необычным человеком.– Очень необычным.– И его уже нет, – тихо заплакала она. – И ребенка его нет. Это несправедливо, просто несправедливо.– Жизнь к нему не была справедлива, – с усталым вздохом согласился Георгос.– Я так любила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44