Сколько раз она хвалила его картины? Сколько раз говорила, что однажды он станет известным художником и его полотна будут висеть в галереях и домах миллионеров?Неужели она все время знала, что лжет? Нет, решила она и с облегчением вздохнула, не знала. Только здесь, увидев в доме настоящую живопись, она поняла, что его работам далеко до подлинного мастерства. Самые лучшие из них были очень среднего уровня, их дилетантство теперь стало для нее очевидно.Иви нахмурилась. Понимал ли это Леонидас? Когда он качал головой в ответ на ее комплименты, улыбаясь своей мягкой печальной улыбкой, знал ли он настоящую правду? Что он не был хорошим художником, что он не был хорош ни в чем... кроме, разве того, что сумел заставить ее полюбить его и нуждаться в нем?Глаза ее защипало от слез.Ах Леонидас...Какое-то мгновение Иви еще пребывала в состоянии виноватой жалости, а потом разозлилась на себя. Хватит, твердо сказала она себе.И с этим энергичным решением развернулась и зашагала по нижнему этажу, мимо закрытых дверей по обе стороны коридора, к той, которая вела в самое сердце дома – в кухню.Зайти туда можно было с разных сторон – кухня была той комнатой, где часто собиралась семья, где ели попросту, без соблюдения особого этикета, где смотрели телевизор и дружески общались. Здесь было просторно, солнечно, тепло и, между прочим, готовили еду на двадцать персон.Открыв дверь, Иви с облегчением увидела, что, кроме Эмилии, в кухне никого нет. В глубине души ее не покидало беспокойство, не остался ли Георгос почему-либо дома. Но, похоже, их свадьба не повлияла на обычный распорядок его дня, чему она только порадовалась. За немногие прожитые здесь недели она успела понять, что присутствие его в доме создает какую-то особую атмосферу: воздух начинает напряженно вибрировать. Разговоры сходили на нет, Алис еще больше уходила в себя. Эмилия, милейшее существо, тоже менялась – ее приятно суховатый юмор обретал некоторую едкость, особенно в разговоре с Георгосом.Когда Иви вошла в кухню, Эмилия круто обернулась, на ее морщинистом лице добавилось еще морщинок от мгновенной улыбки.– Никак, сама миссис Рип ван Винкль, – поддразнила она.Иви улыбнулась в ответ.– Да уж, сегодня я поспала, так поспала. Алис еще не встала?– Она в утренней гостиной с чайником и газетами.– Тогда не буду ей мешать.Алис могла провести за газетами все утро, прочитывая их от корки до корки, а потом решая все кроссворды, даже головоломки «Геральд» . Чаще всего она их сама разгадывала, но иной ответ ей никак не давался. Ни Иви, ни Эмилия помочь не могли, потому что вопросы были всегда самыми трудными и непонятными.Иногда, но не часто Алис дожидалась вечера и обращалась к Георгосу, и он в считанные секунды распутывал этот клубок. Однажды сам заполнил пустые клеточки, увидев на кухонном столе незаконченный кроссворд, чем вызвал неудовольствие Алис, посетовавшей, что он испортил страницу безобразно крупным почерком точь-в-точь, как его отец: тяжелая рука и никакого врожденного изящества.Вспомнив вдруг этот случай, Иви задумалась. Почему это, когда она думает о Георгосе, он всегда предстает страдающей стороной в этой семье? Случайность ли это? Ведь это же Леонидас вытянул короткую соломинку! Георгоса Бог наделил всем – внешностью, энергией, умом. По словам Риты, в студенческие годы он славился как атлет. Девчонок за ним бегало без счета. Отец боготворил его. Зато не любила собственная мать. Зато оставила жена. И сейчас жениться ему пришлось фиктивно, чтобы узаконить ребенка своего брата.Снова в ней что-то шевельнулось. Жалость? Нет, чувство было более сильным, более эмоционально окрашенным.– Как Георгос сегодня? – спросила она у Эмилии так внезапно, что домоправительница бросила на нее изумленный взгляд.– А почему ты спрашиваешь?– Так просто, – сказала она и пожала плечами, выдав этим жестом свое внутреннее смятение.– Он сегодня злой как черт. Честно говоря, по-моему, был с похмелья.– С похмелья?Эмилия хмуро кивнула.– В последнее время он прикладывается к бутылке. С тех самых пор, как умер Леонидас. Так было, когда эта дрянь, его жена, сбежала с кинопродюсером.– С продюсером? – вскинулась Иви, горя желанием узнать, наконец, о том, как расстроился брак Георгоса.Эмилия насупилась.– С каким-то богатым американцем, который тут таланты выискивал. Она укатила с ним в Штаты. Дорогая Анна всегда метила в актрисы, хотя, по мне, она и на школьной вечеринке сыграть не смогла бы. Правда, фигура у нее хорошая, что есть, то есть. Да, пожалуй, и личико подходящее, но блондинка-то она ненастоящая. И бюст сомнительный. Впрочем, кто их сегодня знает.– И как долго Георгос был женат?– Всего два года. По-моему, он был малость не в себе, когда связался с этой красоткой. Отец только-только умер, Леонидас дал тягу, едва не обанкротившись, и он работал по двадцать четыре часа в сутки ради спасения фирмы, когда в его жизнь вошла эта. У бедного малого не было никаких шансов устоять.Иви удивило неожиданное сочувствие в голосе Эмилии. Ей всегда казалось, что домоправительница не слишком жалует своего хозяина.– Он любил ее? – спросила она.– С ума по ней сходил, дурак обманутый.– Ой...– Она целыми часами трудилась над своей внешностью, каждый вечер принимала душистую ванну, и едва Георгос входил в дом, затаскивала его наверх в спальню. Противно было смотреть, как она оплела его. Заставила думать, что он для нее – вся жизнь, а потом разом прихлопнула, вот так вот! – Эмилия щелкнула пальцами.Иви поморщилась.– Вот-вот, мы с Алис тогда тоже так себя чувствовали, – согласилась Эмилия. – Но против нее ничего не могли ни сделать, ни сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44