– Ник всегда говорил, что ненавидит толстух, – произнесла она еле слышно.Джейн почувствовала, как в ней закипает ярость.– Ради Бога, София, что ты несешь? Ну какая ты толстуха?! Допустим, ты прибавляешь несколько фунтов в год – и что из того? Тебе сорок. И у тебя трое детей. Невозможно до конца жизни выглядеть двадцатилетней. Что касается Ника… сегодня и он с трудом сойдет за кинозвезду.– Но он ничуть не потолстел с тех пор, как женился, – с унылым выражением лица возразила София.– Да, только вес перераспределился. Все собралось в области живота!Казалось, едкая шпилька, подпущенная Джейн, всерьез напугала Софию.– Ради всего святого, не произноси это в его присутствии. Он очень чувствителен ко всему, что связано с его растущим животом. Знаешь, Джейн, я думаю, у него обычный кризис, как и у других мужчин в его возрасте. Он не перестает причитать, что от всего устал. Надеюсь… он не меня имел в виду.Сердце Джейн на мгновение замерло, но она не могла оставить сестру в таком жалком состоянии. Не говорить Софии о Нике и той девушке – это одно, а помочь ей выкинуть из головы все эти бредни о мужских возрастных кризисах – совсем иное.– София, единственная личность, которая по-настоящему наскучила Нику, – сказала Джейн твердо, – это его собственное «я» законченного эгоиста.– Ник не эгоист!– Именно эгоист. Как давно он выводил тебя куда-нибудь? Или вывозил?– Но он… он всегда ужасно занят, Джейн.– Поросячья задница, вот он кто! Что это, как не самый последний эгоизм. И он принимает твою любовь как нечто само собой разумеющееся. Твою любовь и то время, что ты потратила на него. Самое лучшее, что ты можешь сделать, – это оставить дом пустым, когда он вернется сегодня ночью. Почему бы тебе не провести ночь у меня?– Ой, я не могу!– Почему нет?– Потому что он может тоже предпринять ответные меры. Ты же знаешь….– Пусть предпринимает.– Джейн, да что на тебя сегодня нашло? Тебя словно подменили.– Да-да, похоже на то. Это все еще я, но это новая Джейн.– Не могу сказать, что эта новая Джейн мне по душе.– Ты еще просто не привыкла. Все еще воспринимаешь меня как глупую девчонку, которая вышла замуж за Боба Эйкерса и позволила ему превратить свою жену в половую тряпку. Я больше никому не позволю вытирать о меня ноги, никому из мужчин, слышишь, София! Я и о тебя не дам вытирать ноги.– Но я совсем не чувствую себя половой тряпкой! – запротестовала София. – И я счастлива с Ником.– Правда? Что-то ты сегодня не выглядишь очень уж счастливой.– Никто не может быть счастливым все время, Джейн. В жизни есть подъемы и спады. В браке – тоже.– Да, только почему-то в браке все падения приходятся в основном на жен. Особенно на тех, кто вынужден сидеть дома, не имея ни собственных денег, ни собственного мнения, ни толики собственной жизни!– Боже праведный, ты что – превратилась в одну из этих феминисток?– И еще какую!– И это принесло тебе счастье, – не унималась София, – эта жизнь в одиночестве, но зато на собственные деньги, с собственным мнением обо всем? Это твоя собственная жизнь!Джейн на секунду была ошеломлена контратакой сестры, но уступать не собиралась. Она сделала пару глубоких вздохов, после чего продолжала спокойным голосом, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди:– Не совсем так. Но я стараюсь приносить совершенное счастье в жертву совершенному покою в голове, возможности посмотреть на себя в зеркало и гордиться тем человеком, которого в нем вижу. Не хочу углубляться в детали, София, но замужество с Бобом обернулось чистым адом. Моя семейная жизнь была вовсе не такой, какой казалась окружающим. Он был ревнивым, следящим за каждым моим шагом грубияном, который постоянно терзал меня – физически и эмоционально. За год до гибели Боба я успела возненавидеть его. Но еще больше я ненавидела себя – за то, что превратилась в покорную трусливую развалину. После его смерти я сама хотела умереть, и вовсе не потому, что была не в силах вынести утрату: просто я не думала, что когда-либо опять смогу стать нормальной, цельной личностью.– О Боже, Джейн, – выдохнула София, на ее лице отразилась целая буря чувств. – У меня и мысли не было… я не догадывалась… О, бедная моя любимая сестричка, почему же ты мне ничего не рассказывала?– Мне было так стыдно.София покачала головой, исповедь Джейн повергла ее в состояние шока.– Послушай, давай не будем больше говорить об этом, – решительно заявила Джейн. – Со старым покончено. Я выжила. Мне просто захотелось объяснить тебе, почему я такая, какая есть.– Неудивительно, что ты ненавидишь мужчин.– Вовсе нет!– Это правда?Джейн подумала о Мартине.– Да. Не совсем. Я просто не верю им слепо. Послушай, София, давай приниматься за спагетти, а то мы совсем раскиснем.Они приступили к еде, хотя Джейн все время ощущала на себе взгляд сестры.– Не говори Нику, – попросила она Софию после нескольких минут молчаливой трапезы. – Лучше ему не знать.В ответ раздался долгий вздох.– Мне не хочется, чтобы между нами были секреты. Мы все друг другу рассказываем.Джейн перевела взгляд на Софию и промолвила, стараясь, чтобы ее голос прозвучал не слишком цинично:– Возможно, но я бы предпочла, чтобы он не знал.– Не уверена, что хотела бы быть посвященной во все это. – В наступившей тишине вилка Софии звякнула о тарелку особенно громко. – Боже мой… я совсем не чувствую себя голодной…
Утро воскресенья выдалось хмурым и удушливым. Прогноз по радио обещал до тридцати градусов в полдень и грозу к вечеру. Джейн застонала, она терпеть не могла влажную духоту. Если судить по сегодняшней погоде, то завтра следовало ожидать настоящего лета.Джейн заставила себя вылезти из постели в начале девятого, приняла душ и надела юбку в цветочек и подходящую блузку – самое легкое из того, что хранилось в ее гардеробе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54