За все эти годы Нина ни разу не обняла ее сердечно, не поцеловала в порыве чувств, ни разу не утешила во время ночных кошмаров, которые преследовали Энн после гибели родителей.
Ничего удивительного в том, что Энн не смогла отказать Мартину в просьбе попытаться излечить от кошмаров Тори. Разве могла она поступить иначе?
Сколько Энн ее помнила, все чувства Нины была отданы потрясающей красоты дочери, Келли. В конце концов, когда обида стала невыносимой, Энн сказала себе, что любви для приблудной племянницы у нее просто не осталось. И все же из чувства долга она продолжала навещать тетю, которая жила с целым штатом прислуги в том же уродливом доме в старом аристократическом квартале. Однако другого дома у Энн не было, ведь она прожила там двадцать один год из своих двадцати восьми.
Полчаса спустя Энн звонила в дверь Нины. Служанка проводила ее в гостиную, где Нина сидела, освещенная уютным светом настольной лампы, и писала письмо. На ней были черная шерстяная юбка и безукоризненная блузка в тон бледно-голубым глазам. Наряд прекрасно дополняли жемчуга, а седые волосы были туго завиты.
– Привет, тетя, – дружелюбно поздоровалась Энн. – Я вам не помешала?
Нина подставила ей напудренную прохладную щеку для поцелуя и предусмотрительно сложила письмо.
– Конечно нет, – сказала она. – Ты ведь знаешь, время для меня теперь тянется медленно.
Твердо решив не чувствовать себя виноватой, Энн весело сказала:
– Несмотря на холод, на улице замечательно, уже пахнет весной. Вы пишете Келли?
– Уже недели две от нее нет никаких вестей, – раздраженно сказала Нина. – А звонить в палаццо бесполезно: она то в отъезде, то не может подойти к телефону. Впрочем, я ее не виню: Келли ведет напряженную светскую жизнь, общается с самыми лучшими людьми, насколько тебе известно. На прошлой неделе, например, совершила круиз по Средиземному морю с графом и графиней…
Нина оседлала любимого конька. Энн уселась и слушала ее, время от времени задавая приличествующие случаю вопросы. Келли исполнилось уже тридцать пять, и ей все реже предлагали роли, поэтому она с головой погрузилась в великосветскую тусовку. Прошло, наверное, – Энн быстро подсчитала в уме, – четыре года, с тех пор как Келли в один из своих стремительных наездов в Бостон выкроила время, чтобы позвонить кузине. Как раз тогда решался вопрос об опеке над Тори. Энн помнила тот разговор так, словно он состоялся вчера.
– Тори останется с Мартином, – сказала Келли, и ее прекрасно поставленный голос сорвался.
– Не с тобой? – в ужасе спросила Энн.
– Она будет навещать меня время от времени.
– Но, Келли, разве место ребенка не рядом с матерью?
– Ей будет хорошо с Мартином, я уверена.
Энн нисколько не сомневалась в том, что Келли плачет.
– Просто не могу поверить, что он забрал ее у тебя.
– Мне остается только надеяться, что это к лучшему, – прошептала Келли.
– У него нет сердца! – воскликнула Энн. – Он ужасный человек.
– Я не хочу бороться с ним – это получило бы широкую огласку и могло бы навредить Тори.
– Ты такая великодушная! – восхитилась Энн. – Бедная малышка Тори.
– Пожалуйста, Энн, давай поговорим о чем-нибудь другом, – дрожащим голосом попросила Келли. – Ты видела последнюю коллекцию Джесс Ланди? Я заказала несколько вещей – совершенно сказочные сочетания линий и цвета.
– И еще ты очень храбрая, – откровенно сказала Энн. – Да, я видела статью в журнале об этой коллекции; все от нее в восторге…
Вздрогнув, Энн вернулась в настоящее, к сердитому восклицанию Нины:
– Ты слышала хотя бы слово из того, что я произнесла?
– Я думала о Келли, – сказала правду Энн. – О том, как отважно она вела себя, когда Мартин забрал у нее Тори.
– Мартин! – словно выплюнула Нина. – Он использовал все свои связи в юридических кругах и тот факт, что Келли переезжала в Италию. Как будто для трехлетнего ребенка это имеет какое-нибудь значение!
– Я виделась с Тори… У нее глаза Келли, – сказала Энн. – Вы, наверное, знаете, какая ужасная история случилась три дня назад в доме Мартина… Меня как раз послали на тот вызов.
Нина вцепилась обезображенными артритом и унизанными бриллиантами пальцами в ручки кресла.
– Мартин Крейн разрушил жизнь моей дочери. Девочка приходит по воскресеньям ко мне на ланч и этим ограничиваются все наши контакты.
Еще один довод против позиции Мартина: он не дает дочери общаться не только с матерью, но и с бабушкой.
– Вы не находите, что Тори немного застенчива? – дипломатично спросила Энн.
– От этого ребенка слова не дождешься. Мартин настраивает ее против меня, я это точно знаю.
– А как давно не виделась с ней Келли?
– Ей больно встречаться с девочкой, – ответила Нина. – Келли всегда была такой чувствительной! Столь же чувствительной, сколь и красивой. – Она снисходительным взором окинула небрежный наряд и рыжие кудри Энн. – Как жаль, что ты не унаследовала внешности отца. Твою мать трудно было назвать красавицей.
Энн внутренне напряглась. Уничижительное сопоставление ее и кузины – не в пользу первой – было одной из любимых тем Нины. Тем не менее она весело проговорила:
– Не всем же быть известными актрисами, тетя.
– Я собиралась на Пасху поехать в Италию. Но Келли отменила визит. Планы Уго переменились. – Рот Нины вытянулся в недовольную тонкую линию.
– Может быть, они приедут сюда? – предположила Энн.
– Дочь не упоминала о такой возможности. Правда, она была очень занята… Три недели назад Келли ездила в Монако на свадьбу… У меня есть фотографии из журнала.
– Нина увлеченно собирала все вырезки, касающиеся дочери, и Энн покорно повосхищалась кучкой аристократов в нарядах «от кутюр».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47