Москва, Петербург, индивидуальности, литературные в школы - все уровнялось, исчезло в дыму этого литературного побоища. Шок от непрерывной критической бомбардировки был таков, что среди писателей вспыхнула небывалая психическая эпидемия: эпидемия покаяний. На страницах газет ходили целые процессии литературных флагеллантов: Пильняк бичевал себя за признанную криминальной повесть ("Красное дерево"); основатель и теоретик формализма Шкловский - отрекался навсегда от формалистической ереси; конструктивисты каялись в том, что они впали в конструктивизм и объявляли свою организацию распущенной; старый антропософ Андрей Белый печатно клялся, что он в сущности антропософический марксист... Особенно благоприятную почву для себя эта эпидемия нашла в Москве, легче поддающейся эмоциям: среди петербургских писателей - флагелланты были исключением. Но диктатуре РАПП-а одинаково подчинилась и Москва, и Петербург.
Эта глава в истории советской литературы была отмечена явной депрессией. "Литература - служение, а не служба... Не та бездушная, ремесленная служба, которой добивались от нас некоторые печальной памяти товарищи из РАПП-а, превратившие свою группу в некую пробирную палату для новой советской литературы", - позже писал об этом периоде один петербургских писателей (ленинградский журнал "Звезда", книга 4, 1933). В жизни страны это был период крупнейших событий. Радикальная аграрная революция, лихорадочная индустриализация страны - все это должно было дать богатый материал для художника, но, разумеется, не в порядке "службы", команды, спешности, противоречивших самой сущности творческого процесса, гораздо более сложного, чем это представлялось командирам из РАПП-а. Часть крупных писателей, понимавших (вернее - чувствовавших) художественную опасность такой "службы", почти перестали появляться в печати (Бабель, Сейфуллина, Ценский и др.). Иные предпочли уйти от этой опасности в прошлые века, - так неожиданно родился жанр русского исторического романа (А. Толстой, Форш, Тынянов), и очень характерно, что это имело место опять-таки в Петербурге.
Но в то же время и петербургские, и московские авторы дали ряд произведений на самые злободневные темы - индустриализации, "вредительства", обороны и т.д. Удачи здесь были только редким исключением, и такими удачливыми авторами оказались только писатели-коммунисты (Шолохов, Афиногенов) - по причинам очень понятным: эти авторы не были поставлены в необходимость непрестанно доказывать свою благонадежность за счет художественной правды. Романы и пьесы писателей-попутчиков, сделанные в порядке "службы", без настоящего творческого подъема, в большинстве оказались значительно ниже обычного уровня их авторов ("Волга" Пильняка, "Авангард" Катаева, "Соть" Леонова, "Война" Н. Тихонова, "Горячий цех" Форш, "Линия огня" Н. Никитина и др.).
Неблагополучие становилось все очевидней. В недавно еще полнокровной литературе с угрожающей быстротой развивались признаки художественной анемии. Чтобы вновь поставить пациента на ноги, явно требовалось какое-то энергичное лечение...
Хирургическая операция была произведена неожиданно, без всякой подготовки в апреле 1932 года: постановлением Центрального Комитета Коммунистической партии организация РАПП-а была объявлена распущенной, деятельность ее была официально признана препятствием к дальнейшему развитию художественной литературы. Аналогичные мероприятия были произведены по отношению родственных РАПП-у организаций, работавших в среде художников и музыкантов.
Это было несомненной победой культурной, "петербургской" линии в искусстве - победой, особенно ощутительной в литературе. Совершенно не соответствовавшую действительному соотношению художественных сил гегемонию РАПП-а " упразднить оказалось не труднее, чем перевернуть страницу. Следующей страницей открылась новая, значительно более обещающая глава советской литературы. Произошло перераспределение писательских сил по их художественному удельному весу - и, естественно, влияние попутчиков тотчас же выросло. Снова слышнее и увереннее зазвучал в литературе голос Петербурга: до тех пор в течение всех последних лет, политическая погода в литературе делалась московской "Литературной Газетой", - теперь петербуржцы получили свою газету "Литературный Ленинград". В программной статье эта газета решительно выдвинула на первый план традиционные задачи "петербургской" линии: "Газета должна стать лабораторией мастерства, лабораторией слова, языка, сюжета"...
Бесплодное занятие - "развешивание идеологии на аптекарских весах" (определение "Литературного Ленинграда") - уступает место подлинным литературным спорам. Вчера еще считавшийся единым и обязательным схоластический рецепт "диалектического метода" в художественном творчестве сдан в архив. Сущность новейших литературных дискуссий сводится к борьбе двух художественных методов - романтизма и реализма, причем, пока - явный перевес на стороне последнего. Возврат к классической, монументальной простоте (в параллель к европейским тенденциям "кларизма") становится очередным лозунгом. Очень характерно, что из современных "буржуазных" мастеров можно отметить повышенный интерес в Москве к американскому левому урбанисту Джону Дос-Пассосу.
Хирургическая операция 1932 года не оказалась безрезультатной: советская литература почувствовала состояние прилива жизненных сил, которое знакомо всякому, выздоравливающему от тяжелой болезни. Но была ли операция радикальной? Не последует ли рецидива болезни?
1933

1 2 3 4 5 6 7 8 9