– пытаясь перебороть спазмы в желудке, прошипела она. – И можно ли вообще избегать того, кто уже больше месяца не показывался в Гринфилде?
– Есть еще такая вещь, как телефон, – неумолимо стоял на своем Адам.
– Вот именно! – с горечью воскликнула она. – И уж кому другому, а тебе об этом следовало бы помалкивать!
– Не понял?
– Человеку, который живет в стеклянном доме, не стоит…
– Прекрати, Дженис! – недобро прищурившись, оборвал он ее. – Хватит, как попугай, кормить меня пословицами и афоризмами. Объясни по-человечески, что ты имеешь в виду!
– По-человечески, это как? По слогам, что ли? – презрительно фыркнула Дженис, но в следующую секунду, позабыв о всех своих доводах и аргументах, в новом приступе тошноты скорчилась над раковиной.
– А, черт! – услышала она и краем глаза увидела, как Адам подбегает к ней и поворачивает кран. Мгновением позже он намочил свернутое фланелевое полотенце в горячей воде и мягко, если не сказать нежно, вытер ей лицо, не забыв убрать со лба намокшие пряди волос.
На мгновение забывшись, Дженис закрыла глаза и, откинувшись к кафельной стене, позволила ему делать все, что он посчитает нужным. Но буквально через минуту сознание нанесенной обиды вернулось к ней, она распахнула глаза и, выпрямившись, взглянула обидчику в лицо. Взгляды их скрестились.
– Уходи отсюда. Я не желаю тебя видеть! – крикнула она, показывая пальцем на дверь.
– И не подумаю, – хладнокровно отозвался Адам, закрывая кран с горячей водой. – Ты во мне нуждаешься… Тебе нужна хотя бы чья-то помощь, – примиряюще поправился он, предупреждая очередную ее филиппику. – И потом, я, если на то пошло, имею некоторое отношение к тому, что с тобой творится… Ну, как сейчас себя чувствуешь? Получше?
– Если речь идет о том, тошнит меня или нет, то скорее всего, нормально, – слабым голосом ответила Дженис, чувствуя, как отступают позывы к тошноте.
Во всем остальном, однако, она меньше всего на свете могла бы сказать, что чувствует себя нормально. По сути дела, она сомневалась, сможет ли вообще когда-либо впредь сказать так о себе.
– Тогда возвращайся в постель! – приказал Адам.
– Нет! – закричала она, забиваясь в угол. Адам рассвирепел.
– За кого ты меня держишь, черт побери! – заорал он. – Я что, чудище какое, зверь или каннибал, который сожрет тебя вместе с еще не родившимся ребенком?
– Ты?.. Нет… – пробормотала Дженис. Адам, пожалуй, и в самом деле меньше всего походил на каннибала.
– А раз так, то нечего торчать здесь, – тут же воспользовался он ее секундной слабостью. – Ты и глазом не моргнешь, как простынешь. А тебе надо беречь себя… Тем более что одетой тебя можно назвать чисто условно, – понизив голос, добавил он.
Только сейчас Дженис сообразила, что на ней надета лишь коротенькая, до середины бедер, и вообще более похожая на футболку сиреневая ночная рубашка. А это значит, что когда он вошел в ванную, а она стояла, склонившись над раковиной…
Дженис никогда не подозревала, что способна краснеть всем телом, но именно так сейчас и произошло. В одно мгновение кровать показалась ей вдруг надежным и желанным укрытием, где можно, по крайней мере, натянуть по самый подбородок одеяло и спрятаться от беззастенчивых взглядов Адама.
– Осторожно, ради бога, не упади! – закричал он вслед, когда она опрометью кинулась из ванной, обо что-то споткнувшись на бегу. – Ну, – продолжил он, когда Дженис уже лежала под теплым одеялом, высунув наружу один лишь нос, и чувствовала себя хоть в относительной, но безопасности, – не желает леди выпить что-нибудь, кофе, например?
– Ты хочешь, чтобы меня стошнило прямо на одеяло? – с содроганием откликнулась Дженис. – А именно это и произойдет, если я почувствую в этой комнате хотя бы запах… не хочу вслух произносить этого слова! Впрочем, могу согласиться на слабозаваренный чай, ну, и на пару тостов в придачу.
– Хорошо, пять – десять минут – и я вернусь… Нам надо о многом поговорить.
«О многом поговорить!» – эхом отзывались в голове Дженис слова Адама, пока она, свернувшись клубочком, вслушивалась в удаляющиеся шаги на лестнице. Она представления не имела, о чем именно хотел с ней поговорить Адам, и, кажется, совершенно не желала этого знать.
– Между прочим, как ты попал в дом? – спросила она, едва он снова возник на пороге.
Она понимала, что всего лишь оттягивает неизбежное, но надеялась выиграть несколько минут, а там, подкрепив силы чаем и тостами, можно было что-нибудь и придумать.
– Открыл дверь и вошел, – просто ответил Адам и водрузил поднос на столик возле кровати. – Ты забыла запереть дверь, не говоря уже про засов. Чертовски легкомысленный поступок!
– Между прочим, я очень устала к вечеру! И потом, мне показалось, я закрывала дверь…
– А оказалось, что нет.
Адам подал ей чашку чаю, взял в руки другую и, закинув ногу на ногу, откинулся в кресле напротив.
– Собственно, я и хочу поговорить о причинах твоей усталости. Впрочем, усталость – слишком мягкое слово. Вид у тебя – как у полупридушенного котенка.
– Спасибо за комплимент, – покраснев до корней волос, отозвалась Дженис. Отломив от тоста кусочек, она макнула его в чай.
Конечно, она и без зеркала знала, как ужасно выглядит после двух недель токсикоза: мешки под глазами, мертвенная бледность, тусклые и безжизненные, похожие на паклю волосы, да плюс еще эта ношеная-переношенная ночная рубашка.
– Оливия, – брякнула она, – надо полагать, выглядит на высший класс! – И тут же прикусила язык, заметив, каким мрачным стало лицо Адама.
– Во-первых, я не видел Оливию уже больше месяца, – сказал он голосом, не предвещающим ничего хорошего, и Дженис вдруг захотелось спрятаться от пронизывающего насквозь взгляда его синих глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47