И он был ужасным человеком, он сделал за свою жизнь очень много зла. И все же с тех пор, как его похоронили, я не перестаю задавать себе вопрос: не была ли кара, которую он понес за свершенные им злодеяния, слишком жестокой? Быть двадцать лет прикованным к постели! Когда я увидел его впервые вот в этой кровати, я не почувствовал к нему ни жалости, ни сострадания, и мне вовсе не было его жаль, даже когда я наблюдал, как его гроб опускают в могилу. Но с тех пор он не выходит у меня из головы. Я постоянно вижу его перед собой. Не таким, каким он был в последние годы, а молодым человеком, таким, как на том портрете… таким, какой я сейчас. И я все время размышляю над тем, почему он стал таким, с чего все началось, когда у него впервые возникло желание делать зло. Ведь это должно было с чего-то начаться! – Он повернулся к Бриджит и заглянул ей в глаза. – Знаешь, в эти дни я часами бродил по дому, и мне казалось, что он где-то здесь, рядом. Всякий раз, когда я поднимался на галерею, я ощущал его присутствие. Мне казалось, тот портрет разговаривает со мной, словно хочет сказать, что у него кроме дурной стороны была еще и другая – хорошая. Но достаточно мне только войти в комнату его жены, моей прабабушки, как я вспоминаю, каким он был дурным человеком. Он ужасно обращался со своей женой, и… и тете Кэти он тоже причинил много зла. Когда я смотрю на него их глазами, я вижу его полнейшим злодеем. Но, даже если он злодей, все равно я не думаю, что он заслужил такое жестокое наказание.
Он отбросил от себя ремешок, который опять упал за спинку кровати. Взглянув на Бриджит, он заметил, что она дрожит.
– Ты замерзла? Надень мое пальто.
– Нет, нет, мне не холодно. – Она протестующе подняла руку. – Не снимай пальто, Дэниел, я все равно его не надену.
Он не стал настаивать, поняв, что она дрожит не от холода. Выйдя вместе с ней из комнаты, он провел ее через коридор туда, где находилась спальня его прабабушки.
– А это ее комната.
– О, она совсем другая! Должно быть, раньше здесь было очень мило.
– Думаю, она сама тоже была милой женщиной. Она жила затворницей в этой комнате долгие годы. Насколько мне известно, эта комната была его спальней до женитьбы и стала их общей спальней после того, как они поженились, а потом он поселился в другой комнате, а она осталась здесь.
Бриджит подошла к кровати и дотронулась до выцветшего от времени шелкового покрывала.
– Ты можешь себе представить, что эти двое людей, живя под одной крышей, не виделись в течение последних тридцати лет? – сказал Дэниел. – Когда он еще был на ногах, она не выходила из комнаты, чтобы не столкнуться с ним. Он причинил ей так много боли, что ей был противен сам его вид. Она, наверное, каждый день молила Бога, чтобы он поскорее умер. Когда я сказал, что не только рабочий люд страдает, я думал о них, о моем прадеде и прабабушке.
Долгую минуту она смотрела ему в глаза, потом, опустив голову, прошептала:
– Ты прав, страдают не только бедняки.
– Бриджит. – Он обнял ее и привлек к себе. – Когда ты это поняла? Тогда же, когда и я?
Она крепко сомкнула веки и медленно покачала головой.
– Скажи мне, Бриджит. Я хочу знать. Когда ты это поняла? С нашей первой встречи? Я понял это в первый же день. И я знаю, ты тоже меня любишь. Скажи, что ты меня любишь.
Она молчала. Когда он склонился над ней и хотел поцеловать, она уперлась рукой в его грудь и попыталась высвободиться из его объятий.
– Дэниел, пожалуйста, не надо, – прошептала она, глядя на него широко раскрытыми несчастными глазами. – Не надо, Дэниел. Из этого не выйдет ничего хорошего.
– Не выйдет ничего хорошего? Что ты хочешь этим сказать? Мы будем вместе, Бриджит. Мы должны быть вместе. Я… я не могу выразить то, что я чувствую, Бриджит. Я просто сгораю, у меня внутри пожар. Я никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. Но я знаю, что всю жизнь ждал именно этого. Это ответ на все мои вопросы; это наполняет смыслом все – мою собственную жизнь, окружающий мир… Боже, но как это объяснить? Я так много должен тебе сказать!
– Дэниел, Дэниел. – Она снова закрыла глаза. – Пожалуйста, замолчи. Не говори мне больше ничего. Отпусти меня. Позволь мне сесть, и давай поговорим спокойно. – Она двинулась в сторону кровати и присела на ее край. Он сел рядом, все еще не выпуская ее из объятий. – Нет, Дэниел, отпусти меня. Держи меня за руку. Я сейчас все тебе объясню. Прошу тебя, выслушай.
Он нехотя разжал объятия и взял ее руку. Она некоторое время сидела молча, опустив глаза, потом заговорила.
– То, что я чувствую, не имеет никакого значения, – сказала она. – Но ты должен знать, Дэниел, что я в любом случае выйду замуж за Питера. Послушай… – Она смотрела на крепко сплетенные пальцы их рук. – В тот вечер мы оба потеряли голову. Мы просто обезумели на какое-то мгновение. Но это все из-за вечеринки. Там все вели себя как сумасшедшие, а мы еще выпили лишнего. Поэтому, когда мы оказались одни в темноте…
– Ты прекрасно знаешь, Бриджит, что это не так, – перебил он. – Вечеринка и вино здесь ни при чем. Мы оба давно этого хотели. Ты тоже этого хотела, не отрицай. – Сказав это, он удивился звуку собственного голоса.
Его голос был лишен всякого выражения, как будто он просто констатировал факт. Но это и было констатацией факта – факта, не подлежащего сомнению.
Она подняла лицо и заглянула ему в глаза. Приоткрыв рот, она сделала глубокий вдох – так, словно ей не хватало воздуха. С усилием сглотнув, она снова заговорила.
– У нас очень дружная семья, Дэниел, и мы все очень дорожим этим, – сказала она. – Мы все тесно связаны между собой, и, что бы ни случилось с одним из нас, это затрагивает и всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120