Твой отец - он был как большой ребенок, и она относилась к нему, как к своему дитя. Нет, никогда с тех пор не встречал таких непостижимых людей, какими были твои родители".
А вот про Мардохея Эсфирь, изнуренная голодом и тягостным ожиданием, почему-то сейчас вспоминала с горечью.
"И все оттого, что все же я не родная дочь ему, - думала Эсфирь. - И не жена, и даже не родная сестра - иначе он не заставил бы идти меня на верную смерть, а, наоборот, постарался бы укрыть, как постарается спрятать Мару, Вениамина и Хашшува. Я - сирота, и этим все сказано. Господи, я так одинока, и не имею никакого помощника на свете, кроме Тебя! Неужели и ты за меня не заступишься?"
Измученная слезами, Эсфирь совсем потеряла счет времени: она то засыпала, то снова просыпалась, видела темноту за окном, а потом снова свет... В какой-то момент царица вдруг с удивлением обнаружила, что из её тела куда-то ушли и слабость, и чувство голода, исчезли все до одной обиды, и даже страх перед царем. Теперь она не только о себе, но и других людях страдающих, слабых, беззащитных - почему-то вспоминала с великой неохотой, словно бы они мешали ей думать о главном.
"Неужели Он допустит уничтожение своих чад? Ведь Он же так всемогущ и справедлив? - спрашивала себя Эсфирь. - Я слышала, что Ты, Господи, избрал Себе Израиля из всех народов в наследие вечное. Да, ныне мы согрешили перед Тобой, разгневали Тебя сильно, и за то, что наши предки славили чужих богов, Ты передал нас в руки наших врагов. Но этого мало - враги не удовольствовались нашим рабством, а решили совсем нас истребить, стереть с лица земли Твое наследие. Скажи, неужели Ты это допустишь и не обратишь злые замыслы против самих же злодеев и главного наветника против нас, Амана Вугеянина, не предашь позору?"
Вдруг Эсфирь заметила, что в комнате, на её любимой низкой скамеечке, сидит незнакомая женщина, и смотрит на неё с печалью в глазах, слегка покачивая головой. Женщина эты была одета в нарядное белое платье, светлое покрывало, расшитое золотыми нитями, прикрывало её темные волосы, но несколько непокорных прядей все же выбились наружу, как обычно случается при торопливой ходьбе. И вместе с тем незнакомая женщина сидела напротив Эсфирь с таким видом, словно она и вчера точно также здесь сидела, и третьего дня, и - всегда.
Эсфирь оглянулась: все это время она не отворяла двери, и непонятно было, как вообще незнакомка смогла очутиться в комнате. Может, её незаметно впустил сюда кто-то из слуг, пока царица молилась? Но - зачем? С какой целью?
Одеяние женщины и её величавая осанка говорили о том, что она была не из служанок, а принадлежала, скорее, к знатному роду.
- Кто... кто - ты? - первой нарушила молчание Эсфирь, слегка заикаясь. - За-зачем ты здесь? Как тебя зовут?
- Зачем тебе знать мое имя? - загадочно улыбнулась женщина.
- Но... ты ведь Анна, моя мать? Ведь так? - догадалась царица.
- Может, и так, - сказала женщина неопределенно. - Ты звала меня, я пришла, и теперь вижу, как тебе плохо, бедная моя девочка. Я вижу, как ты боишься говорить с царем, как сильно терзаешься.
- Надо же, тебе ничего не надо рассказывать, ты и так все знаешь, удивилась Эсфирь.
- Тебе не нужно ничего бояться, - сказала женщина. - Завтра оденься по - царски, в самые великолепные свои одежды, и в полдень выходи погулять в сад перед царским домом, как раз напротив входа во дворец, откуда царь смог бы заметить тебя. Завтра у него будут послы из Сирии, но из-за сильной жары все они будут сидеть в тронном зале при открытых дверях.
- Но... боюсь, он и не посмотрит в мою сторону, - вздохнула Эсфирь. В последнее время мой муж занят только государственными делами, он совсем позабыл обо мне. Мне сказали, что все мужчины из персов и мидийцев умеют думать лишь о войнах и о трофеях мс поля битвы.
- Не думай ни о чем, а сделай так, как я сказала. Только не забудь надеть на голову вот эту накидку, - сказала незнакомка, показав на край своего покрывала. - Ты найдешь его в своем сундуке, завтра оно будет тебя охранять, девочка моя.
- Только Мардохей так называл меня - "девочка моя", и до сих пор назвает... - отозвалась Эсфирь.
- Нет, не только он, - грустно улыбнулась женщина. - Только ты пр это ничего не знаешь. Но теперь мне пора идти, я пришла, только чтобы отдать тебе покрывало, мне пришлось очень торопиться.
- Погоди, не уходи так быстро, ведь ты все-все знаешь! Скажи, только одно скажи наперед: что будет в нашем царстве тринадцатого дня адара?
- Война, - тихо сказала женщина.
- Но что, что со всеми нами будет? Когда-то я поклялась себе, что умру в один день вместе с царем...
Незнакомка грустно покачала головой и вдруг исчезла, словно бы растворилась в утреннем, фиолетовом воздухе
Эсфирь потрясла головой, прогоняя остатки сновидения - похоже, она просто незаметно заснула, лежа на полу. Дверь по-прежнему была закрыта, в комнате, кроме нее, никого не было, низкая скамейка напротив окна стояла пустой.
- Наша царица жива? Три дня уже миновали, - раздался за дверью испуганный голос служанки.
- Если царица и сегодня не захочет есть, и откажется от прогулки, от её красоты может не остаться и следа, - услышала Эсфирь голос второй из своих девиц, которая прежде, в доме Гегая, всегда ходила перед ней с зеркалом и повторяла эту с трудом заученную фразу.
Эсфирь вышла из своего заточения, ополоснула лицо холодной водой и отправилась одеваться.
"Я должна убедиться, что это - всего лишь сон, и тогда я совсем успокоюсь, - мысленно уговаривала себя Эсфирь. - И все же никогда прежде не было у меня таких ясных сновидений, я и теперь помню каждый узор на её одежде, каждое сказанное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121