- Жевать горькую полынь? Если хочешь, я могу хоть сейчас принести тебе из оврага большой пучок полыни, и ты отныне будешь обедать им, вместо мяса, хлеба и яиц. А ведь ты, Абихаимл, каждый день сыт только потому, что я научился хорошо торговать тканями и ненавистными тебе пуговицами, и при этом ругаешь лавку, которая тебя кормит! Еще одно слово - и ты не сядешь за общий стол, неблагодарный змееныш!
- Нельзя попрекать ребенка куском хлеба! - вмешался Аминадав. - Хоть он и вытянулся ростом до наших плеч, но сам ещё не ведает, что говорит...
Он не стал добавлять, что младший брат родился у отца, когда тот уже и сам был не в своем уме и заговаривался, но сказал, выдержав выразительную паузу в надежде, что Иаир сам вспомнит их доверительные разговоры:
-...Разве наш мальчик виноват в этом? А дорога в иудейские земли так трудна и далека, что в одиночку туда добраться невозможно, запомни это, Абихаил.
- Нет, возможно, - живо возразил Абихаил. - Еще как возможно! Я слышал, что нужно все время идти в сторону, где заходит солнце. Солнце как ворота, которые нельзя терять из вида - вот что самое главное. Я все продумал: днем, когда солнце стоит высоко над головой, я буду спать в тени от камней, а как только оно начнет становиться красным и прятаться за край земли, я буду подниматься на ноги и идти дальше. С такой хитростью я быстро пересеку пустыню, а может быть, когда-нибудь даже зайду в солнечные ворота...
- На тот свет! Даже если тебя не укусит змея, когда ты будешь лежать под камнями, и не загрызет ночью голодный шакал, ты все равно погибнешь от голода и холода, - докончил за брата Иаир. - Неужто ты, мой братец, настолько глуп, что надеешься в одиночку перейти в пустыню. Да ты, Абихаил, просто болен опасным безумием!
- Мой мальчик, ты говоришь, "пересеку пустыню", будто это двор нашего дома, - спокойно сказал Аминадав, который по природе своей редко возвышал голос и считался тишайшим из людей. - А знаешь ли ты, что такое пустыня? Ты будешь видеть перед собой зеленые поля и овечек, но при приближении это окажется кучкой засохшей грязи...
-...Или вонючего дерьма шакала! - не удержался Иаир. - Вот тогда ты сразу вспомнишь и про мой хлеб, и про мои пуговицы, да-да, ты их все сразу вспомнишь, все до одной - и с двумя дырочами, и с четырьмя дырочками, и с ушком, и с перламутровым узором, и крупные, и мелкие, бисерные... Ты будешь видеть их у себя под ногами, и мечтать хоть одну поднять с земли, но у тебя в руках окажется вонючее...
Иаир распалился и хотел добавить что-то еще, но заметил строгий взгляд Аминадава, и осекся на полуслове - он вспомнил, что перебил старшего брата.
"Запомни, глупца убивает гнев, и несдержанного губит излишний пыл", так нередко говорил Аминадав Иаиру и тот вспоминал его уроки, причем в самые гневливые минуты жизни.
- Знай, мой мальчик, что только бедуины умеют пересекать на верблюдах великую пустыню, передвигаясь большими караванами, - ровным, ласковым голосом продолжил Аминадав. - Они возят с собой ослов, кур, собак, большие бурдюки с водой, потому что верблюды для них - это все равно, что двигающиеся дома...
- Тогда я попрошусь к ним в караван и поеду с бедуинами!
- Ничего не получится, - эти люди молятся своим, пустынным богам, и как только они увидет, что ты молишься нашему богу, они тут же убьют тебя или бросят на полпути, что тоже равносильно смерти...
- Зачем ты мне сейчас все это рассказываешь, Аминадав? Я тебя не узнаю! Ты же сам говорил: есть ли что трудное для Господа? - с обидой в голосе воскликнул Абихаил. - Тогда я буду как Моисей, и передо мной сами расступятся красные пески пустыни, как морские волны.
- Никто не может назначить сам себя в пророки, - смущенно пробормотал Аминадав, по привычке разглаживая свою раздвоенную бороду, которая в то время была только наполовину седой, а наполовину - русой, в мелких, золотистых кудрях. Эта борода словно бы вытекала из уст Аминадава, как тихая река, которая потом разделялась на два потока, и добрый, улыбчивый служил её истоком.
- Иди, но знай, что от меня ты не получишь даже дыма от очага! сердито отрезал Иаир. - Тебе ведь и без того каждую ночь на голову будет сыпаться манна небесная, и ты будешь варить её в котле, и делать сладкие лепешки и похлебку - не забудь только взять с собой самую большую ложку!
- Ты можешь говорить все, что угодно, брат, но я все равно не буду жить в каменном городе и торговать вместе с тобой гнилыми нитками! Я мечтаю, как мои предки, сажать плодовыеи деревья, разводить овец и во время молитвы видеть перед глазами реки и холмы, а не зубцы царских башен. Раз вы так говорите, скоро я сам накоплю много денег, куплю себе верблюдов, такой же большой будрдюк для воды, как у бедуинов, и тогда все равно уеду...
- Вот это дело! - обрадовался Аминадав. - Верблюды дорого стоят, и тебе, мой мальчик, сначала придется как следует потрудиться.
Признаться, он уже с нескрываемым страхом гладел на младшего брата, который говорил с опасной горячностью, и при этом глаза его неистово сверкали, а в уголках рта собралась белая пена, как у безумного.
Иаир хотел сказать ещё что-то ядовитое, но не успел.
- Оставь его, - тихо шепнул Иаиру сильно опечаленный Аминадав. - Это я виноват, что не сумел до конца понять его помыслы. Но теперь я буду внимательнее и сделаю все возможное, чтобы наш брат не сделался и вовсе бесноватым дурнем.
И Аминадав сдержал слово старшего брата - со временем он сумел гораздо глубже проникнуть в душу Абихаила и сильнее влиять на него своими советами. А когда тот сделался взрослым юношей, а сам Аминадав стал почти что стариком с раздвоенной, но теперь уже совершенно седой бородой, старший брат мудро решил не удерживать Абихаила в Сузах, в "каменном мешке" города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121