Или получил неприятное известие? привычно поинтересовался Аман. - Снова какое-нибудь письмо?
- Да, письмо, - ответил царь. - Я получил известие ещё об одном заговорщике против трона, и этого негодного человека я собираюсь сегодня казнить.
- Кто же он?
Артаксеркс промолчал, но посмотрел на Амана таким долгим, тяжелым взглядом, что любому другому сделалось бы не по себе, но только не царскому везирю, привыкшему к постоянным колебаниям настроений владыки.
- Я назову его позже, - наконец, проговорил Артаксеркс на редкость усталым голосом. - Я должен ещё обдумать это известие. Вскоре мне доставят письмо, и я велю зачитать его вслух.
- Тогда я сама назову имя этого негодного человека, - вдруг громко сказала Эсфирь, поднимаясь со скамьи. - Царь, ты спрашивал, какое мое желание? Я хочу сказать его тебе.
- Говори же, - несколько удивился Артаксеркс, привыкший к тому, что все свои прошения подданные обычно высказывали под конец пиршества.
- Вчера ты сказал, что любая моя просьба, даже если я буду просить до полуцарства, будет тобой исполена...
- Я и теперь не отказываюсь от своих слов. Чего же ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты сохранил мне жизнь. Подари мне мою жизнь и жизнь всему моему народу. Потому что проданы мы, я и мой народ, на истребление, убиение и погибель. Если бы враг наш продал нас в рабы и рабыни, я бы смолчала, хотя и тогда он не возместил бы тебе, мой господин, ущерба. Но он придумал ещё хитрее, как обмануть тебя лживыми словами...
- О ком ты говоришь, Эсфирь? Кто отважился так пойти против меня в своем сердце? - спросил Артаскеркс, сразу же забыв о том, что запрещал когда-то царице говорить о подобных делах. - Кто хочет тебя погубить?
- Вот он, наш враг и неприятель - Аман! Вот этот негодный человек! Или ты знаешь кого-то другого? Я нарочно позвала его на пир, чтобы ты увидел его лицо. Вот, кто придумал, как погубить мой народ и державу нашу сделать безлюдой, вот кто строит против тебя тайные козни.
- Ты сказала - мой народ? - удивленно переспросил Артаксеркс.
- Да, мой господин, потому что я тоже - иудейка. И если начнется великое злодеяние, пусть Аман меня, твою царицу, первой погубит за мою любовь к тебе, и заодно умертвит всех преданных тебе людей. Он задумал сделать великое злодеяние, и нужно остановить его, во что бы то ни стало помешать сотворить такое зло!
Артаксеркс вскочил со своего места, схватился рукой за меч и взглянул на Амана - тот сидел, вжавшись, в скамью и дрожал всем телом, слегка высунув изо рта язык, как нашкодивший пес. Никто в жизни не внушал царю прежде такого отвращения - настолько, что Артаксеркс без сожаления мог бы порубить мечом эту продажную собаку. Но тут же он заметил сгорбленную фигурку Харбоны, который по своему обыкновению стоял возле колонны в обнимку с большим кувшином вина, вспомнил, как тот когда-то молчаливо вытирал кровавую лужу, которая снова и снова натекала на мраморный пол из разрубленного тела Дария, старшего брата.
Артаксеркс зашипел и...выбежал в сад, успев в последнее мгновение побороть припадок ярости.
Аман же, оставшись наедине с царицей, какое-то время вглядывался в её лицо, пытаясь сообразить, как лучше с ней говорить. Но Эсфирь глядела на него с явной неприязнью, а времени было слишком немного, поэтому царский везирь просто упал перед Эсфирь на колени, и принялся лобзать край её платья.
- Самая добрая и милосердная из цариц, - лепетал Аман. - Никогда прежде не было ни у кого из наших царей более праведной и красивой жены, ты одна такая! Вели, сделай так, чтобы царь сохранил мне жизнь! Разве стал бы я делать все это, если бы знал, что нашацарица - иудейка? Неужто я осмелился бы пойти против лучшей из лучших?
Теперь Аман ползал перед Эсфирь на коленях, стонал, плакал и говорил такие хвалебные слова, которых она прежде ни от кого не слышала. Чтобы царица не смогла уйти, везирь нарочно обхватил и крепко держал обеими руками её ноги, покрывая их поцелуями, и молил о прощении, о спасении своей жизни, клялся и раскаивался в своем неведениии...
Эсфирь сидела неподвижно, как живая статуя - она не могла ни тронуться с места, ни даже закричать громко, и позвать слуг, потому что Аман своими причитаниями не давал ей вставить даже слово. Но она все равно заметно вздрогнула, когда в дверях вновь появился Артаксеркс - с обнаженным мечом в руках, перепачканной одежде, и все ещё перекошенным от злобы лицом.
- Вот как! Так ты ещё и насиловать царицу хочешь у меня в доме? вскричал царь, увидев Амана, хватающего колени Эсфирь.
Аман побледнел и метнулся к царю:
- Нет, владыка, нет, меня оговорили какие-то злые языки, - проговорил он в сильном страхе. - И если тебе Каркас, начальник стражи сказал, что это я изнасиловал царицу Астинь, то он нарочно на меня наговаривал, совсем не так все было...
- Рука! - вдруг выкрикнул царь. - Руку мне, грабитель!
Аман в страхе вытянул перед собой руку, растопырив пальцы, унизанные перстнями, и сразу стало видно, как сильно эта рука у него теперь дрожала. Царский везирь, как никто другой, знал про распространенный восточный обычай, первым делом отрубать у преступников, и особенно - у воров, нечистые руки.
- Но я всегда думал лишь про приумножение твоего богатства, владыка, запричитал Аман торопливо. - Разве не я обещал десять тысяч талантов серебра для царской казны за никчемных иудеев? И я бы вскоре сделал это, я знаю, как без труда пополнить нашу казну, я старался, потому что для полной победы над египтянами, нам нужно немало золота и серебра...
- Руку! - повторил Артаксеркс. - Снимай скорее перстень с моей печатью, которой ты скреплял указы. Или тебе помочь, отсечь его вместе с пальцем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121