Очевидно, один внимательный взгляд на катастрофические последствия их совместной жизни излечил его от малейшего желания продолжать отношения с ней в какой бы то ни было форме. И Пенни никак не могла его в этом винить.
Ник смотрел, как Пенни покидает комнату, словно бы ничего не видя перед собой, и гадал, почему ему не стало легче. Почему вдруг почувствовал себя одним из тех, кто способен обидеть ребенка или животное. Он спрашивал себя, почему ему, которому свойственно в высшей степени круто обращаться с окружающими, потребовалось полтора года копить злобу, прежде чем сорвать ее на Пенни? Однако природные задатки все же возобладали, усмехнулся он и поморщился, заметив, как Пенни, прежде чем выйти, ударилась плечом о дверной косяк.
Поднявшись наверх, она прямо в одежде упала на диван. Собственная жизнь вдруг показалась ей безрадостной, унылой пустыней. Ник готов возненавидеть ее, и вряд ли у него есть основания относиться к ней лучше. Окончательно измученная, Пенни на четыре часа провалилась в сон, который не принес облегчения.
Когда она проснулась, кровать под балдахином была пуста. Семь часов утра. Пенни направилась в ванную, на ходу снимая одежду. Быстро помывшись, она натянула черное шелковое платье, которое мать подарила ей на день рождения. Вполне подходящий к случаю траурный наряд.
Зажав в руке свидетельство о рождении сына, она направилась вниз. Ступая все медленнее и медленнее, Пенни вошла в роскошную столовую. Ник сидел в одиночестве за дальним концом полированного стола. Он опустил газету, и стали видны непроницаемые темные глаза и мрачное красивое лицо. Безупречный в своем серебристо-сером костюме и бордовом шелковом галстуке, он выглядел зловеще. Но все равно его вид заставил сердце Пенни забиться быстрее.
— Не ожидал увидеть тебя так рано, — холодно заметил он.
— Я… Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем ты уедешь.
Глубоко вздохнув, Пенни заставила себя преодолеть бесконечное расстояние от одного конца стола до другого, где сидел Ник.
Сложив газету, он с непринужденной грацией встал.
— Боюсь, ты опоздала. Я уже ухожу.
— Ник, вот свидетельство о рождении Алана, — почти прошептала бледная как смерть Пенни.
— Не понимаю, какой интерес оно может представлять для меня.
Не удостоив документ даже взглядом, Ник прошагал мимо нее к двери.
Пенни повернулась ему вслед так резко, что почувствовала боль в одеревеневшей спине. — Алан родился не шесть месяцев назад, Ник. Ему уже год… Он просто выглядит так, потому что появился на свет недоношенным.
Ник нахмурившись обернулся.
— С какой стати ты говоришь все это мне?
— Алану двенадцать месяцев, понимаешь? — упавшим голосом продолжила Пенни. — Той ночью… Ну, когда я, выражаясь твоими словами, залезла к тебе в постель… В общем, та ночь имела последствия. Мне действительно очень жаль.
7
Ник посмотрел на Пенни, рассеянно отметив, что на ней какая-то черная рубашка и что она кажется словно бы потухшей.
Двенадцать месяцев… Год?! Он что же — карлик?! Что там она сказала? Недоношенный? То есть, выражаясь человеческим языком, родился преждевременно? У него что-то не так? Может быть, он болен? Мгновенно вспыхнувший в сознании образ беспомощного маленького существа, над которым нависла угроза, заставил его побледнеть.
— Он твой сын, — дрожащим голосом проговорила Пенни. — Следовало бы сказать об этом, как только я поняла, что ты думаешь иначе. Но меня очень потрясло и разозлило твое предположение, что он родился от кого-то другого! А поскольку тебя, казалось, это не слишком огорчило, я решила не рассеивать твоего заблуждения.
— Мой сын… — с отрешенным лицом повторил Ник. — Что с ним случилось? Он болен?
Теперь настала очередь смутиться Пенни.
— Нет, конечно нет. Сейчас уже все хорошо, и он быстро нагоняет сверстников. Ник, ты понял, что я тебе только что сказала?
— Ты сказала, что он мой сын, — повторил Ник с прежним выражением на лице, хотя его черные брови уже начали сдвигаться.
— Не понимаю, с чего ты взял, что это не так…
— Бухгалтер Люси сообщил мне, что его выписали из больницы осенью. Он решил, что малыш только что родился… конечно же.
Его голос обрел обычную силу, а на лицо вернулось мрачное выражение. Для Пенни, у которой нервы были натянуты как струны, последовавшее молчание показалось невыносимым.
— Я был зол как черт, — наконец пробормотал Ник.
Пенни наблюдала за ним с растущим напряжением, готовясь к внезапному взрыву. Он пришел в движение, и Пенни вздрогнула, но тут же с изумлением поняла, что Ник направляется к экономке, стоявшей в холле перед открытой дверью, в ожидании всегда пунктуального хозяина.
Ник вспомнил о том, как Пенни каждое утро провожала его, независимо от того, насколько рано он отправлялся на работу и насколько плохим было его настроение. Светская болтовня за завтраком была не в его привычках. Но на Пенни красноречивое молчание мужа не производило никакого впечатления. Она протягивала ему булочки, наливала кофе с возмутительной бесцеремонностью и радостно щебетала, ничуть не смущаясь односложными ответами.
Значит, его все же ожидает будущее с помятыми булочками… Что ж, такова жизнь, вздохнув, подумал Ник. Похвалив себя за самообладание, не говоря уж о замечательном хладнокровии в критическую минуту, Ник сообщил экономке, что не летит в Хьюстон, и решил пройтись.
Он глубоко вдыхал свежий воздух, пытаясь побороть возмутительное ощущение легкости, охватившее его. Если бы он считал себя эмоциональным человеком, то, наверное, определил бы свое состояние, как потрясение, смешанное с невероятным облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46