Тишина звенела в ушах Пенни. Ее руки покрыла гусиная кожа, когда она легла на диван, мечтая только об одном, — чтобы Ник погасил свет. Тогда она сможет ненавидеть себя без свидетелей. Тупая боль в низу живота и чувствительность напряженных грудей были источником ужасных страданий. Пенни не решалась даже посмотреть в сторону Ника, поскольку ее желание достигло такого предела, что он наверняка заметил бы это. Ничто не ускользает от его внимания. Он читает ее как открытую книгу, и особенно тогда, когда ей меньше всего хочется быть прочитанной.
— Ну ладно, а теперь, когда ты удостоила меня чести видеть товар лицом, я хочу, чтобы ты сняла майку. И забудь о диване. Я предпочитаю, чтобы остаток ночи ты провела со мной в постели, — с холодным цинизмом процедил Ник.
Не веря собственным ушам, Пенни очень медленно приподняла голову и попыталась разглядеть лицо Ника.
— П-прости? — беспомощно пролепетала она. Ник рывком поднялся с подушек.
— Не смей играть со мной, — предупредил он вполголоса, но очень убедительно. — Я не в настроении заниматься тем, что ты ласково называешь словесной прелюдией!
Пенни резко села, потянув на себя покрывало. В круге света от лампы, освещавшей огромную кровать, отчетливо видны были его жесткое, невероятной красоты лицо, напряженные мускулы широкой, загорелой груди. Он был пугающе прекрасен. И зол. Пенни просто кожей чувствовала его злость. Но почему он так злится? Чем она провинилась?
— Похоже, у тебя сложилось впечатление, что я провоцирую тебя, — покраснев, прошептала Пенни. Ее негодование на Ника подогревалось еще и тем, что она боялась выдать себя. — Но я не делала этого, честное слово… по крайней мере, сознательно…
— Тебя так же влечет ко мне, как и меня… к тебе, мой ангел, — нетерпеливо, с придыханием прервал ее Ник.
Пенни опустила глаза, не выдержав его проницательного, вызывающего взгляда.
— Ты очень прямолинеен, тебе не кажется? Можно мне в свою очередь воспользоваться аналогией? Если бы я ела столько шоколаду, сколько мне хочется, то моя одежда скоро стала бы мне мала. Поэтому я себя контролирую, не желая без конца перешивать платья…
— О Боже, дай мне сил! — едва слышно прорычал Ник.
— Все именно так, желаешь ты это понять или нет, — настаивала Пенни, теребя пальцами край покрывала и не гладя на Ника, чтобы не потерять мысль. — Минувшей ночью нам следовало бы распрощаться с прошлым…
Ник громко застонал.
— Ты — это слишком много шоколаду, ты вреден для меня. А я не хочу соблазняться тем, что для меня вредно… и для тебя тоже.
Ник выпрыгнул из постели. Пока он преодолевал разделявшее их расстояние, Пенни сидела опустив голову и говорила все быстрее и быстрее.
— Я могла бы разозлиться на то, в какую форму ты облек приглашение разделить с тобой постель… Но я понимаю, что ты раздражен… Я, видимо, до сих пор кажусь тебе привлекательной. А может быть, ты устал или просто не привык просить у всех тех женщин, которые вешались тебе на шею… Что ты делаешь? — завопила она в изумлении. Ник обхватил руками ее талию и поднял Пенни в воздух.
— Я не вреден для тебя. Возможно, я самый полезный из всех мужчин, с которыми ты делила постель. Буду ли я столь же полезным, когда кончится это лето, не моя забота. Думай обо мне как шоколадоголик, целиком отдавшийся своей страсти! Будь неистовой! — хрипло настаивал он.
Пенни вспомнила, как хотела видеть его на коленях, изнемогающим от желания. Теперь же собственные ноги болтались в добрых полутора футах от пола. Нельзя сказать, чтобы он ее умолял, однако был весьма близок к этому. И было что-то в его изумительных черных глазах, от чего на Пенни нахлынуло желание приникнуть к нему, и…
Как только Ник заметил знакомый затуманившийся взгляд, на его лице вспыхнула улыбка удовлетворения.
— Побалуй себя мною, мой ангел, — пробор мотал он, и все нервные окончания в теле Пенни словно запели.
— Я не могу… Не должна!
Ник опустил ее на свою постель с такой трепетной, нежной заботливостью, какой ей не приходилось видеть после той первой их ночи. Все мысли куда-то улетучились, и Пенни почти потеряла чувство реальности.
Ник посмотрел на нее горящим, страстным взглядом, и его красивое загорелое лицо вдруг посерьезнело.
— Разумеется, я буду заботиться о тебе и ребенке столько, сколько потребуется.
— Заботиться обо мне?
Реальность отступала все быстрее. Пенни дрожала, ее сердце неслось вскачь, и она чувствовала удивительный, знакомый аромат, исходивший от Ника.
— Конечно… Я также думаю подыскать тебе дом здесь, поблизости, — с чувственной хрипотцой шептал в ее полуоткрытые губы Ник. Пенни смутно понимала, что он говорит что-то необычайно важное. Дом здесь? Боже, неужели он… попросит ее остаться в доме Блейнов? О чем же еще он может говорить?
Волна чистой радости захлестнула Пенни, и от этой радости у нее окончательно спутались псе мысли. Пальцы, скользнув по великолепным черным волосам, обхватили голову Ника.
— Тебе, наверное, это понравилось бы, — предположил он, наклоняя голову и легко, но с большой чувственностью касаясь ее губ.
Понравилось бы? Конечно! Голод, который он выразил одним поцелуем, раздул в ней настоящий пожар. Она страстно поцеловала его в ответ и с восторгом позволила своим ладоням скользнуть к могучим плечам Ника. «Мой! Мой! Мой!» — хотелось ей кричать во весь голос.
Ник откинулся на подушки, в его темных, проницательных глазах промелькнула тень замешательства.
— Что случилось?
— Ничего… Совершенно ничего!
Пенни немного стесняла эта роскошная обстановка спальни, это яркое освещение, так как она знала, насколько искушен Ник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46