— Поскольку этим летом я нечасто буду появляться здесь, самое меньшее, что мы можем сделать для поддержания всеобщего заблуждения, — это жить в одной комнате. Когда придет время демонстрировать иссякающий энтузиазм, ты сможешь перебраться в другую комнату — но не раньше.
— Люси даже в голову не придет интересоваться, как мы спим! — запротестовала Пенни. — Но это, разумеется, не пройдет мимо ее внимания. Я не умею притворяться. Я не актер, — с растущим нетерпением заявил Ник. — То, что мы спим в одной постели, будет единственным доказательством нашего примирения.
Пенни вздернула подбородок.
— Для меня более наглядным свидетельством было бы то, что ты приносишь домой цветы по пятницам. Не сомневаюсь, даже ты способен справиться с этим!
— Цветы — это по твоей части, — напомнил Ник. — Я получал по дюжине красных роз каждый день в течение нашего короткого брака. Их доставляли прямо к дверям моего кабинета с прикрепленной к букету маленькой, написанной от руки карточкой. Мои подчиненные прилагали немыслимые усилия, чтобы успеть прочитать эти карточки до моего прихода. Неужели думаешь, я забыл это?
Яркий румянец окрасил щеки Пенни.
— Если тебе придет в голову снова повторить этот романтический жест, не могла бы ты вкладывать карточку в конверт?
— Не волнуйся. Я никогда больше не буду посылать тебе цветов! — процедила она сквозь стиснутые зубы, мечтая поскорее закончить разговор. — Ладно, если уж мне суждено спать здесь, то я выбираю диван.
Ник окинул скептическим взглядом диван красного дерева, служивший не одному поколению его семьи, и ничего не сказал. Он знал, что это ложе не удобнее мраморной плиты.
Пенни отправилась в гардеробную и долго с шумом выдвигала и задвигала ящики в поисках своей одежды. Захватив ночную рубашку, она устремилась в ванную. Раздевшись, она дрожащими руками включила душ. Струи теплой воды немного расслабили ее напряженное тело.
Зато в воображении тут же всплыл образ Ника, каким она видела его несколько минут назад в спальне. Полурасстегнутая шелковая рубашка приоткрывала треугольник золотисто-коричневой гладкой кожи на груди. Узкие бедра и длинные сильные ноги облегали серые брюки, покрой которых подчеркивал его мужественность. Предательское тепло, разлившееся по телу, заставило Пенни снова напрячься. Она стиснула зубы, ненавидя себя за слабость. Пенни стояла в его спальне, споря с ним и одновременно вожделея к нему. Это было отвратительно, непристойно!
Но Ник всегда заставлял ее испытывать нечто подобное. Все в нем будоражило ее чувства, пробуждая нестерпимый голод. Хрипловатый глубокий голос, прекрасные глаза, чувственные губы… Она слушала, она смотрела, а ее колени тем временем слабели от похоти. Похоть! Пенни с облегчением уцепилась за это слово. Разумеется, это уже не любовь — это похоть. Неутолимая, безумная, безнравственная жажда, которую необходимо сдерживать, подавлять, истреблять!
Она больше не будет сходить с ума при виде этой редкой улыбки, этих золотистых искорок в глазах, она забудет то ощущение маленькой победы, которое охватило ее, когда однажды он от души рассмеялся. Нет, не буду, ни за что не буду! — с жаром повторяла она про себя. Возможно, Ник и не очень доволен тем, что Алан, по его мнению, чужой ребенок. Но когда он узнает правду, ему станет еще хуже. Ей предстоит очень длинное, тоскливое лето, а завтрашний день, когда она сообщит, что отец Алана он сам, будет худшим в жизни…
Пенни вышла из ванной и замерла на месте. Сердце забилось словно в приступе сильнейшей тревоги. И было от чего! Ник, видимо, воспользовался другой ванной, и теперь его черные волосы блестели от влаги. Он снимал короткий шелковый халат. Пенни наблюдала через комнату, как легкая ткань скользит по одной из красивейших в мире мужских спин. Быстро отвернувшись и тем самым лишив себя возбуждающего зрелища, она пробралась к дивану и отбросила покрывало.
— Спокойной ночи, — сдавленным голосом проговорила Пенни.
Ник лег в кровать и расправил одеяло. Пенни напялила какую-то безразмерную майку с изображенными сзади и спереди розовыми кроликами. В этом наряде не было ничего соблазнительного. Но его тело, похоже, думало иначе. Пенни наклонилась, чтобы оправить импровизированную постель, и ее стройные ноги обнажились почти на всю длину, хлопковая майка откровенно обтянула маленькие крепкие ягодицы. Дыхание Ника участилось, и боль от неудовлетворенного желания нахлынула с такой силой, что он стиснул пальцы. В нем снова вспыхнуло тлевшее негодование. Она намеренно провоцирует его. Пенни больше не та обожавшая его маленькая девственница, к которой он поклялся себе не прикасаться после нелепого бракосочетания.
— Школьница… — Прекрасное лицо Джордан кривила болезненная гримаса. — Мужчины, падкие на школьниц, отвратительны, не так ли? Но Пенни просто напрашивается. Эти большие щенячьи глаза смотрят на тебя, как на бога. Как ты можешь это терпеть?
На удивление легко.
Отвлеченный от этого воспоминания видом Пенни, поднявшей руки, чтобы встряхнуть влажные волосы, Ник замер. Майка туго обтянула маленькие груди, круглые и крепкие, как яблоки. Не тебе меня приручить, сказала она ему. Хитро! Ярость, которую он сдерживал два с половиной дня, разгорелась с новой силой. Пенни выставила себя на торги — что ж, он покупает! Почему бы и нет? Он быстро и без труда избавится от наваждения и пресытится ею задолго до конца лета. Ни одной женщине не удавалось удержать его дольше двух месяцев… А у этой, в безразмерной майке с розовыми кроликами, шансов намного меньше, чем у остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46