И еще сказала, что ненавижу его и всегда ненавидела и что с самого начала воспринимала наши отношения как секс и не больше, так что пусть с этим примирится! Не смотри на меня так, Викки! А чему мне прикажешь верить? Что эта особа ворвалась в квартиру без приглашения и сбросила платье?
– Это он так говорил?
– Да!
Викки мягко улыбнулась.
– Но ведь это возможно, разве нет? Дама не показалась мне воплощением деликатности и скромности.
Глэдис вскочила с табуретки.
– Я же все собственными глазами видела! Боже ты мой, мало мне предательства Кевина! Я-то воображала, что люблю его, и чуть с ума не сошла от горя… Но быть обманутой Мартином, собственным мужем, единственным человеком, которого я действительно любила и люблю, это… это… – Голос ее прервался. – Боже мой, я люблю его, люблю! И никогда не перестану любить! – Глэдис взглянула на подруг, и губы ее задрожали. – Уходите, – жалобно попросила она. – Уходите и оставьте меня в покое…
Но они остались – до тех, пор пока Глэдис не успокоилась, не разделась и не заснула.
Чем еще они могли помочь этому истерзанному сердцу?
Что мне остается? – думал Мартин, занося кувалду.
Ничего. Ничего – только бить по проклятому камню и доводить себя до полного изнеможения с рассвета до заката в надежде, что ночью он уснет как убитый и во сне не увидит Глэдис.
Отличная была задумка, только, к сожалению, не срабатывала.
Вот уже два месяца Мартин не видел жену, не слышал ее голоса, однако она незримо присутствовала рядом все двадцать четыре часа в сутки. По ночам приходилось хуже всего. Один в темноте, в постели, где некогда их было двое, он часами ворочался с боку на бок, прежде чем погрузиться в тревожный, лихорадочный сон.
Фагерст подумывал о том, чтобы возвратиться в Лос-Анджелес, но как можно спокойно работать в городе, где живет Глэдис? Так что глава «Фагерст импайр» остался на Стервике, изнурял себя непосильным физическим трудом и руководил корпорацией по телефону. Рассчитывая, что со временем боль притупится. Не тут-то было. Боль только усиливалась…
Хильда и Якоб с ума сходили от тревоги.
Мартин закусил губу и размахнулся кувалдой. Если старик желает ему добра, пусть держит рот на замке. Тоже помощник выискался!
Возвратившись в Швецию, Мартин тотчас же призвал Якоба к ответу.
– Это ты разрешил моей жене покинуть остров и последовать за мной в Лос-Анджелес?
– Да, я.
– Ну и кто тебе позволил подобное самоуправство, а, старик?
– Я сам себе позволил, – спокойно ответил Якоб. – Она не пленница, и остров не тюрьма.
На щеке Мартина дернулся мускул.
– Не тюрьма, – согласился он.
– Она уверяла, что должна сообщить тебе нечто важное, – поведал Якоб, не сводя глаз с Мартина. – Она нашла тебя и сказала все, что хотела?..
– Еще бы, – отозвался тот, предостерегающим жестом заставляя старика умолкнуть на полуслове. – И обсуждать тут нечего. Прошу больше не упоминать об этой женщине…
Мартин изо всех сил размахнулся кувалдой, но промазал: железо только скользнуло по камню. Что-то в глаз попало – пот, должно быть, что же еще?
– Черт, – выругался он, снова занося кувалду.
– Мартин, – тихо прозвучал голос Якоба. – Камень тебе не враг.
– Тоже мне философ выискался! – рявкнул Фагерст, поудобнее перехватывая рукоять.
– Ты ведь ведешь войну не с валуном, сынок. А с самим собой. Перестань притворяться, будто у тебя нет и не было жены!
– Я просил не упоминать о ней!
– А я буду!
– Черт тебя дери, старик…
– Ты ее любил. И до сих пор любишь.
– Нет. Нет! Я не люблю ее. В конце концов, что такое любовь? Любовь делает человека идиотом!
Якоб скрестил руки на груди.
– Итак, я поступил, как идиот, подобрав тебя на стокгольмской улочке? Ты поосторожнее с выражениями, а не то я, чего доброго, отшлепаю тебя, как в детстве!
– Ты все отлично понял! Я говорю о любви между мужчиной и женщиной и повторяю тебе, что никогда не любил Глэдис. Ты доволен? Можно мне вернуться к работе?
– А вот она тебя любила…
– Ни одной минуты. – Голос Мартина звучал глухо. – Она меня не любила, старик. Она меня презирала, она проклинала тот день, когда я заставил ее выйти за меня замуж.
– Она тебя любила, – повторил Якоб. – Я знаю это от нее самой.
Мартин побледнел.
– Какого черта ты мелешь, старик?
– Поэтому я и послал ее к тебе. Глэдис призналась, что любит тебя всем сердцем. А ты… ты трус, ты боишься взглянуть правде в глаза! Ты любишь эту женщину, но поскольку чувство причиняет тебе боль, ты предпочитаешь вычеркнуть Глэдис из своей жизни.
– Да провались ты в ад! – проревел Мартин, встряхивая старика за плечи. – Слушай, Якоб, и запоминай хорошенько, потому что я больше не вернусь к этой теме. Да, я люблю ее. Но она меня не любит.
– С чего ты взял?
– С чего я взял? – Мартин хрипло рассмеялся. – Она мне сама так сказала, ясно? Это тебя устраивает?
– А ты ей говорил, что любишь ее?
– Я? – Фагерст воздел руки к небу. – Клянусь всеми богами, ты меня достал! Нет, я не говорил Глэдис о любви. Она не дала мне такой возможности. Она ворвалась ко мне в квартиру, застала меня с другой женщиной и осудила, даже не выслушав!
Лицо старика казалось невозмутимым.
– А чем ты занимался с этой женщиной, а, сынок? Может быть, расставлял цветы в вазочках?
Мартин покраснел.
– Признаю, зрелище было двусмысленное… Я только что вышел из душа… А эта мерзавка попыталась соблазнить меня. Согласен: все говорило не в мою пользу. Но Глэдис – моя жена. Она должна доверять мне.
– Конечно, она должна тебе доверять. В конце концов, что ты такого совершил, чтобы заслужить ее недоверие? Всего лишь сделал ей ребенка и навязал брак при помощи шантажа…
– Все не так просто!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44