И никакого смущения! Это была работа. Ни малейшего вожделения они друг у друга не вызывали.
Иное дело Коннор…
Она распахнула дверь спальни – и оказалась в его объятиях.
– Пошли скорее, а то я забуду, куда мы собирались. Тогда может оказаться, что ты совершенно зря меня выгоняла из спальни…
Они завтракали так, словно соревновались друг с другом. Яичницу сменил поджаренный бекон, на смену ему пришли сосиски, галлоны апельсинового сока заливали это пиршество, и Черри с Коннором без умолку смеялись.
Ему нравилось, как она ест. Никакого жеманничания, никакого кокетства. Она ела с аппетитом, как настоящая женщина после ночи любви. У нее было тело настоящей женщины. Не ребра, прикрепленные к позвоночнику остатками ссохшихся внутренностей, а тело, желанное и соблазнительное. Эта женщина могла согреть постель мужчины, могла посмеяться вместе с ним, могла любить и откликаться на зов его плоти…
– Коннор!
– А?
– Я с тобой, между прочим, разговариваю! Говорю, не могу поверить, что все это съела я одна!
Он улыбался ей, а сам думал.
Вот сидит женщина, с которой они провели потрясающую ночь. Они занимались таким сексом, что… Нет, это было больше, чем секс.
Что значит «больше, чем секс»? Секс есть секс, и у Коннора он всегда, в принципе, получался неплохо. Однако с Черри все было иначе. Он даже не мог объяснить, как именно иначе, и потому злился, а может быть, злился совсем на другое…
Тарантул вылез из подсознания и ужалил.
Что чувствовала Черри этой ночью? Было ли ей знакомо то, что она испытывала? Сколько раз она уже занималась подобным сексом? Сколько мужчин было у Черри Вейл?
– Коннор, о чем ты опять задумался?
– А… да так. Думаю о том, сколько нашего вина успели продать в «Розовом Слонике».
– Смешное название для ресторана. А сколько ты туда отдал?
– Две дюжины бутылок.
И они немедленно пустились в долгий и страшно деловой разговор о продаже вина в окрестные рестораны и прочих деловых проблемах, но маленький тарантул продолжал жалить сердце Коннора Фотрелла.
Черри права. Они не смогут быть вместе, пока не договорят обо всем до конца. И о том, что случилось сегодня ночью, и о том, что было в их жизни раньше.
Вода и масло. Можно налить их в один сосуд, но они никогда не перемешаются. У них с Черри нет ничего общего, кроме секса. Она его служащая. Он нарушил правила.
Система дает сбой. Система под названием «Жизнь Коннора Фотрелла, 30 лет». Почти 31.
– Это твое настоящее имя?
– Что?
– Черри. Вишенка. Настоящее имя?
– Ну да. Полное – Черити, но так меня никто никогда не звал. Почему ты спросил?
– Подумал, может, это твой сценический псевдоним?
– Нет.
Странно. Простой вопрос, а она так замкнулась.
– Ты хочешь еще что-нибудь знать?
– Да, пожалуй. Что ты думаешь об этом каберне?
– Ну, мне кажется…
– И еще: меня всегда интересовало, как женщины становятся танцовщицами в ночных клубах.
Серые глаза Черри застыли и сделались ледяными.
– Ты меня лично об этом спрашиваешь, или тебе в принципе это интересно?
– В принципе.
– Что ж ты не удосужился узнать за восемь лет работы в отеле?
– Да спрашивал я. Хорошо, не буду юлить. Как ТЫ стала танцовщицей?
– Скажем так, я оказалась профнепригодна для классического балета.
– Ого! Ты занималась балетом?
– И современными бальными танцами тоже. Двенадцать лет пота и крови, а потом мне сказали, что я великовата. Тогда я решила поискать что-нибудь, где рост только приветствуется. Мне показалось, что в ночных клубах веселее, чем у балетного станка.
– Можно согласиться с этим.
– Нет. Нельзя. К сожалению, это я поняла только теперь.
В ее голосе звучала спокойная и холодная горечь. Коннор немного оробел. Разговор принимал странный оборот.
– Я понимаю, Черри…
– Черта с два ты понимаешь! С малолетства у меня была одна любовь – балет! И вот в семнадцать лет мне говорят: спасибо, достаточно, балета больше не будет. А еще меня ждет дома мать-алкоголичка, и нет денег, и вообще ничего нет, потому что она все пропила! И тогда я просто сбежала из дома к своему парню.
– Черри…
– Не все рождаются в рубашке. В нашем городке рубашек при раздаче не хватило, не иначе. Мы с моим парнем уехали в Сидней и работали в сотне забегаловок, а потом я устроилась в данс-шоу.
– Черри, прости меня, ради Бога, я просто имел в виду…
– Что мы разные! И ты совершенно прав. Мы разные. Я плясала на подтанцовках, а потом заболела одна девчонка, и хозяин велел мне идти в стрип. Я отказалась, а он пригрозил выгнать меня с работы. Противно только в первый раз, потом привыкаешь. Просто не смотришь им в глаза – и все.
– Черри…
– А то, что я не вытираю рот после еды рукавом и не ем рыбу ножом – этому я позже научилась, тут твои подозрения оправданны. Что, Фотрелл, я тебя все-таки шокировала? Ты уже подумываешь, не погорячился ли ты, связав свою жизнь со стриптизершей, пусть даже она всего лишь бывшая стриптизерша, а жизнь ты связал всего на одну ночь?!
Глаза Коннора потемнели от ярости.
– Да. Ты права. Меня бесит сознание того, что сотни похотливых глаз смотрели на то, что я видел вчера ночью.
Она отшатнулась, как от удара. Потом, вскочила и опрометью вылетела на улицу. Коннор тяжело вздохнул, помотал головой и поспешил за ней.
Она шла быстро, не оборачиваясь, словно собиралась уйти прямо на виноградник. Коннор вполголоса выругался, вернулся к ресторану, торопливо сел в машину и поехал за девушкой.
– Черри.
Нет ответа.
– Садись в машину.
– Отвали.
– Скоро будет дождь, садись в машину.
– Отвяжись, Фотрелл. Не трогай меня.
– Садись в машину и поехали домой!
– Ищи себе другого менеджера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42