Что и говорить - обладала река Припять собственной, ни одной другой реке несвойственной мудростью, научила плавателя Голубева!
А еще беда человеческая: разучились люди умирать. В суматохе, никто неисповедуется перед смертью, родственники не собираются попрощаться сумирающим - разве что похоронный митинг устроят: "Мир праху твоему,отличный товарищ!"
Войны, дележ суверенитетов, одиннадцать чемоданов вице-президентаРуцкого в России, бесчисленные чемоданы в других странах бывшего СССР,жизнь - копейка (рубль, два рубля по новому курсу), ну а если жизньтак дешева, откуда же взяться дороговизне смерти? Высокой ее квалификации? Похороны - да, стоят дико дорого. Но умереть стоило гроши.
Средства массовой информации тоже смотрят на вопрос сквозь пальцы обратились бы, не откладывая на будущее, к Голубеву, покуда он ещев памяти, много любопытного могли бы почерпнуть. Но ТВ не интересуется, а Голубев даже от Татьяны скрывается:
- Отдыхаю... После Припяти... Отдохну - поговорим.
Представить себе невозможно, но был человек, который догадался о том,как в действительности обстоит дело, почему день-деньской лежит и невстает Голубев, что Голубев задумал. И по телефону догадался-то, по самой, казалось бы, неуловимой интонации.
Этим человеком был Мотька Краев, он позванивал между десятью идвенадцатью утра, потом сказал:
- Брось дурить, Николашка. От меня не скроешься!
- От тебя не скрываюсь, - признался Голубев. - Бесполезно. Однакоучти: это дело не твое!
- Вот так раз! Не мое! Оскорбить меня хочешь?
- Нет, право же, Мотя, не лезь не в свое дело. Тем более дело решенное!
- Честное слово - решенное? Если так, не полезу.
- Я тебе благодарен. Скажи - а ты неужели не собираешься? До хаты?
- Вот еще! Будто у меня других нету хлопот! Их у меня и без этогопо уши!
Они еще потрепались, потом Мотька (за восемьдесят, а он все ещеМотька!) сказал:
- Давай кончать. А то у меня слезы на глазах. Желаю успеха!
- Это я тебе желаю: будь здоров!
И Голубев отдыхал в полном смысле слова, как никогда в жизни,вспоминая то, что ему и хотелось и требовалось вспомнить, о чем стоилозаключительно подумать.
Об Асе думал: Ася не обманывала, когда сказала главному врачу детскойбольницы, что уезжает того ради, чтобы умереть. Так оно и было, точно так,и уверенность эта еще подкрепляла его спокойствие: не он один принялподобное решение, Ася уже давно-давно приняла такое же, разные обстоятельства жизни приводят к одинаковым решениям. Снова очень близка емуАся. Мало все-таки он о своей любви до сих пор думал, мало, мало! Пустьи не стала их любовь их настоящим, но разве только о настоящем людидумают?
Время шло. График исполнялся. 4 августа 1993 года было, и тут интересно сделалось Голубеву: почему же все-таки он природный человек, чемприроден? Сомнений не было, а все-таки? Был же какой-то смысл, какие-то у него склонности, вот он (по Вернадскому?) и ощущал живое вещество. Вжизни своей он никогда не имел собаки, но неизменно ощущал себя средимножества собак, кошек, лошадей, слонов, жуков и червяков. Хорошо этоили плохо, но существование жизни было ему значительнее какого-либосущества, а любой пейзаж уходил за видимый горизонт в пространство земного шара, а вращение этого шара вокруг собственной оси и вокруг Солнцабыло и его собственным вращением, он это улавливал.
Как жаль, как жаль, что в свое время ни Азовскому, ни Полякову онне успел об этом рассказать!
Так или иначе, а с некоторого времени и едва ли не каждый день Голубев переживал часы ненависти к себе. И не по одному, а по множеству пунктов.
1. Да, он выступал против проекта Нижне-Обской ГЭС, да, одержалверх, был очень горд. Но если бы ГЭС построили, если бы она дала ток, разве он, Голубев, отказался бы от нижнеобских киловатт-часов? Ни в жизнь!Как пользовались бы энергией Нижне-Обской ее проектировщики инженеры Чиликин, Мальков, Большой Начальник, сотрудник странного учреждения Томилин, так же, не больше, но и не меньше, пользовался бы и он, Голубев.
Фарисейство!
2. Когда-то он сказал Асе:
- Ася! Ты любишь меня только на расстоянии, вблизи - ничуть. Вблизи, случается, ты меня ненавидишь!
- Если и ненавижу, бывает, но все равно потому, что люблю, ответилаАся и вскоре скрылась от своей любви.
Он все еще любил Асю, живую ли, мертвую - не знал какую.
3. Он никогда не понимал своих детей - Алешу и Аннушку. Они тоже не понимали его. Следовательно, жизнь его была неполноценна.
4. Чем очевиднее истина человеческого бытия, тем она беззащитнее -давно надо было догадаться, а не только что.
Нет ничего реальнее аксиом, между тем защитить аксиомы можно лишьс помощью неестественных доводов, и это только говорится, будто аксиомыи догмы не требуют доказательства. Еще как требуют! Вот этого-то он никогдаи не понимал, недоумок. Недоумок и есть!
5. Чернобыльская катастрофа - это вовсе не частный случай современности, но сама современность, это чернобыльская действительность экономики, нравственности, государственности, общественной жизни, не говоряуж об экологии. Вот в какой действительности он жил, не справляясь с задачей жить, не умея задачу обдумать.
6. Голубев сам о себе воображал, будто он борец. Да еще какой! На самом же деле никакой он не борец. Его природным предназначением былоразвивать тезис Воейкова "реки - продукт климата", изучать формированиеречного стока, опираясь на теорию вероятностей и конкретные географические условия. Вот и все. Так оно и было бы, если б с какого-то потолкана него не свалились Гипроводхоз, Минводхоз, Минэнерго, а ему пришлосьпротив них обороняться.
Он всю жизнь просидел в обороне, потому в голове его так и не зародилось ни энергетической, ни мелиоративной альтернативы, которую можнобыло бы выдвинуть против своих противников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63