Дело было нехитрое, два матроса орудовали приборами, два экспертаглядели на матросов не спуская глаз, а третьему, старикашке Голубеву, былонеудобно глядеть на матросов столь же пристально, он попросил у старшины штурвал и повел катер по тихой, едва-едва текущей Припяти, поговаривая со старшиной:
- Здешний?
- Ну откудова нам тут взяться-то? Здешних-то не остается, а чтобы ещеи со стороны откуда-то...
- Страшно?
- Что это?
- Жить здесь - страшно?
- Живы будем - не помрем. Помрем - живы не будем. Один черт.
- А дети?
- Детей, слава Богу, нету. Живу с бабой, и ладно.
- Родители?
- Родителей, слава Богу, тоже нету: отец помер, мать в каких-то краяхбеженствует.
Катер шел ходко, руля слушался, Голубев задавал крутые повороты скреном и на левый и на правый борт, но в допустимых пределах, членыэкспертизы время от времени посматривали на него с неодобрением, затомолоденький старшина отозвался одобрительно:
- Видать, не впервые. Когда учился-то?
- А тебя, мой друг, еще и на свете не было. Может быть, твоих мамы ипапы тоже не было, - отозвался Голубев и вспомнил катер "Таран", НижнююОбь и заколдованный створ Ангальского мыса.
Створ Ангальский, казалось нынче Голубеву, это створ фантастическигибельных, невероятных начинаний эпохи развитого социализма, он ужеперестал быть местной вертикальной плоскостью, пересекающей Обь, он сталплоскостью горизонтальной и накрыл собою огромную страну, из плоскостивозник объем - длина, ширина, высота, - и в этом объеме развивались иразвивались бесконечные створные идеи.
Чернобыль был из числа тех же идей.
Травы в заповедной Беловежской пуще росли в пояс, густые-густые,деревья были окутаны в листву крупную и ярко-зеленую, ягодники - накаждой поляне усыпано, цветы повсюду, осы и одичавшие пчелы гуделигромко и уверенно: нам здесь жить, меду соберем - никогда не бывало!
И птица летела нынче сюда огромными стаями - гусеобразные, хищные,куриные, журавообразные, голубеобразные, кукушкообразные, козодоеобразные, длиннокрылые, дятлоообразные, воробьиные и многие другие, -летели и находили корм изобильный, жизнь веселую и страстную. Птицаразмножалась здесь неуемно и, отлетая на зиму на юг, запоминала маршруты,которыми сюда прилетала, от природы обостренное чувство ориентации впространстве усиливалось у птиц еще больше: кому не захочется, побывав враю однажды, побывать в нем снова и снова! И не привести в рай детей своих?
И живности разной, четырехногой, бегающей, лазающей и землеройной,все возрастало, а не было здесь людей, самых страшных зверей среди зверей,эти боялись, и никто живности не стрелял, люди не хаживали нынчеохотничьими тропами королей польских, царственных особ русского трона. Членов ЦК КПСС тоже не бывало здесь уже несколько лет.
Люди Полесья - древние-древние племена - нынче подаются отсюда на все четыре стороны света, поскольку имеют представление о том, что время делится на прошлое, настоящее и будущее. Вся иная живность живет только настоящим, вот и радуется ядовитому раю; но у человека опять не выходит порадоваться - будущее мешает.
Человеку ничто так не мешает как будущее - войны из-за него,революции из-за него, прогресс из-за него, разводы мужей с женами, жен смужьями из-за него же.
Зато Голубев хотя и плыл по реке Припять в качестве эксперта будущего, но к будущему - он чувствовал - никакого касательства уже не имел.
Плыл, думал: а что, если настало время конфликта между существом и веществом?
Вещество старалось-старалось взрастить существо, взрастило, теперь настал час расплаты: существо пожелало вернуть мир в состояние хаоса - и дробит, и дробит, и расщепляет природные предметы на части и детали, на молекулы, атомы, нейтроны и протоны, высвобождая ту энергию, которая когда-то была затрачена на синтез, на соединение всех этих частиц в нечто целое. Если этот процесс пошел? Пошел успешно? Что тогда?
Может быть, другие планеты потому и безжизненны, бессуществовательны, что уже прошли через конфликт вещества с существом?
Глядя в коричневую воду Припяти, Голубев довольно-таки отчетливо представил себе этот процесс - что и как...
Какими там, на тех планетах, были министры водного хозяйства и первые их заместители (по аналогии с товарищами Н. Ф. Васильевым и П. А. Полад-заде), какой там был министр энергетики, то есть наш Непорожний, какой был на Марсе Маркс и товарищ В. И. Долгих - последний секретарь ЦК партии по вопросам энергетической политики... Можно было и дальше и дальше проводить кадровую аналогию. Не на пустом же месте безжизненная пустота произошла? Странные эти не то размышления, не то видения окончательно разобщили Голубева с двумя другими членами экспертной комиссии, тоже плывущими по реке Припять, и Голубев отошел от них в сторонку, в нос катера, устроился на ящике (из-под водки) и стал воду Припяти разглядывать, как бы даже и погружаясь в нее с головой. Припять же текла тихонечко, как будто с ней ничего не случилось, как будто она не омывала берега ядовитого рая и не собирала в себя воду с его местности, как будто ничуть не была заражена и оставалась рекой Божьей, в которой весело резвятся доброкачественные рыбки, все еще пригодные в пищу. И на уху и на поджарку.
Вот и день стоял над Припятью чудесный, солнечный. Или на том ящике из-под водки Голубев задремал, еще что в том же роде, но только показалось ему, будто на борт служебного катера, в задачу которого входило взять пробы воды на предмет определения степени зараженности реки Припять, - будто на этот борт откуда-то поднялась (спустилась?) группа не то экскурсантов, не то еще кого-то, публика, в общем-то, интеллигентная, негромко люди переговаривались друг с другом, причем на "вы", без нецензурных выражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63