А что же у нас с вамиполучается? Детский разговор?.. Читал вас, но чтобы подобное детство.
- Я тоже о вас наслышан.
Напрасно он к Малькову пришел. Чтобы больнее было? Чтобы былоневероятнее? Чтобы больше образовалось пустоты в нем самом?
- Вы инженер? - спросил Мальков. - Мне не верится.
- Географ. И представляю себе землю, которая не земля! Ни болото, нисуша, ни вода, ни пустыня... Нечто в природе без признаков природы.Каховскую ГЭС не вы ли проектировали? Там что-то подобное...
- Каховскую - не я. Но если нужно - запроектировал бы и ее. А ктозапроектировал вас, товарищ Голубев? Ваш консерватизм? Который пресекает будущее? Претит будущему? Умерщвляет его в зачаточном состоянии?
- Не путаете свое сегодняшнее настоящее с будущим всех людей? Эторазные вещи!
Неразумный был разговор. Не надо было и приходить и начинать.Уходя Голубев спросил:
- Царь? Природы?
- Почему бы нет? Это лучше, чем раб природы. Гораздо лучше!
- Царь без царя в голове! - сказал Голубев, на этом распрощались. Безрукопожатий.
Как о необыкновенном, прекрасном, умном и честном человеке оМалькове говорили в "кВч" - там был культ Малькова. Это мнение Голубевесли бы и захотел - не разрушил.
Тьма была. Часов восемь вечера - и тьма египетская. На стадионе, закаменной оградой, на скамьях разместились тысячи зрителей, на холмах ещетысячи, во тьме они выказывались белыми одеждами. Все смотрели, всеслушали через магнитофон действо - Хрущев развернул его на огромной,ярко освещенной сцене стадиона: снова доклад о значении Асуанской ГЭС,а также вручение строителям высоких правительственных наград.
Голубев сидел во втором ряду, слушал Хрущева, во втором же, неподалеку,находился БН. Они поздоровались, БН сказал:
- Видел, видел тебя: ты же самолично товарища Хрущева на аэродромевстречал. Моло-о-дец! Не думал, что ты горазд. Я ведь с ним в одном самолетеиз Каира летел, с Хрущевым-то! С Никитой-то! Но ты меня не заметил!
Незлобливо было сказано, однако и не добродушно.
Голубев вернулся на свое место, и тут же Хрущев вручил Насеру Золотуюзвезду Героя Советского Союза и опять завелся: Асуанская плотина, дружбанародов, торжество социализма...
На сцене в несколько рядов сидели шейхи, все в белом, слушали. ГеройСоветского Союза Гамаль Насер чуть в стороне тоже слушал - лицо строгое-строгое.
Вдруг Хрущев спросил, обратившись к арабскому народу:
- Вы чего хотите? Чтобы я читал, что мне написали мои щелкоперы?Или говорил, что сам думаю?
Стадион по-арабски, по-русски взревел в том смысле, чтобы - сам. И сотдаленных холмов донесся тот же смысл.
Хрущев сбросил листочки доклада с трибуны.
- Я не первый уже день в Египте, не первый в Асуане и везде слышу:
"Мы - арабы, мы - арабы, мы - арабы!" Ну если вы, арабы, такие умные,так и стройте Асуан сами! Мы, советские, приехали сюда помогать не арабам!Мы, советские, приехали сюда помогать трудящимся! Кто не работает тотне ест!
И далее, исходя из этого пролетарского тезиса, Хрущев развивал иразвивал идею дружбы народов.
Насер сидел неподвижно, лицо каменное. Вот-вот, казалось Голубеву, онснимет с френча Золотую звезду, вернет ее Хрущеву, но что бы это стоилоЕгипту? Сколько миллионов египетских фунтов стоило бы?
Хрущев тем временем еще и еще разъяснял (с энтузиазмом), что этотакое - дружба народов. Изредка прерываясь, он обращался к Георгадзе -секретарь Верховного Совета СССР ни на шаг не отступал от хозяина.
- Георгадзе! - покрикивал Хрущев охрипшим голосом. - Кто там у насследующий-то? Вызывай!
Георгадзе - на языке не то русском, не то арабском, не то грузинском -вызывал очередного шейха, зачитывал указ Верховного Совета СССР онаграждении государственным орденом (орден Трудового Красного Знамении другие тоже были ордена), Хрущев вручал награду очереднику, стадионбурно приветствовал интересную сцену и некоторое время после того не безвнимания слушал Хрущева о дружбе - она была, есть и будет не чем иным,как дружбой трудящихся всех стран, как историческое продолжение лозунга"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".
Он и на Сталина ссылался, Хрущев: Сталин был большим специалистомпо национальному вопросу! Митинг длился и длился, зрители устали, шейхиустали, Гамаль Насер окаменел, Георгадзе бормотал наградные указы тихо иневнятно, зато Никита больше и больше распалялся.
Слушая Никиту, Голубев думал: в вождях второй половины XX веканеобыкновенна только их обыкновенность. У них нет талантов ни к искусству ни к науке, но много энергии, которая вынуждена искать примененияи находит его в жажде власти, в покорении непокорных, в умении из кухнижитейской сделать кухню государственную, в распознании людей с точкизрения возможностей их использовать, в умении обмануть других и не бытьобманутым, увлекать, не будучи увлеченным; придавать утопии вид действительности. Одним словом - ничего сколько-нибудь необыкновенного.
Никто не знал, никто ни у кого не спрашивал - сохранит ли Нил послеперекрытия свою святость? Свою историю?
На этом египетском фоне Голубеву странным образом вспомнилось: вмарте, 19-го числа, за ужином Татьяна сказала:
- А тебе звонили...
- Кто?
- Не угадаешь. Невозможно.
Догадки у Голубева еще не было, тревога уже была: Татьяна заставляласебя сообщить новость. Протянула ему листочек с номером телефона.
- Кому звонить? Темнишь ты, Татьяна.
- Асе Гореловой.
- Кому?
- Позвони. Не то нехорошо получится. Ну, я пошла. На работу.
Ася, Голубев, Татьяна учились в одной школе, и всей школе былоизвестно: Голубев и Горелова - настоящие жених и невеста. Потом онирасстались надолго, навсегда, и вот через много лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63