Чуть в сторонке усмехается Ксения.
Тут недавно Охламон принес в огород бумагу с красиво напечатанным обращением. Обращение принадлежало избирательному штабу губернатора и начиналось так:
"Глубокоуважаемая общественность села Савельевка!
В октябре месяце нашей губернии предстоит выдержать серьезный политический экзамен: выбрать нового или переизбрать нынешнего губернатора Николая Петровича Сумского.
В этот ответственнейший момент нами должны руководить глубоко продуманные политические и высоконравственные соображения. Не дай Бог при этом совершить ошибку - такая ошибка дорого обойдется нам, нашим детям и внукам, поскольку в ближайшие четыре года во многом будут решены судьбы всей нашей Отчизны, нашей губернии в частности.
В минувшем июне, после долгой борьбы в правительстве нашей Российской Федерации, Чубайс наконец-то расплатился по задолженности пенсионерам.
Мы должны сказать, что одним из самых громких, убедительных и непримиримых голосов в правительстве - в верхней палате и в самых различных комиссиях и комитетах - был голос нашего нынешнего губернатора, народного патриота Николая Петровича Сумского. С той же настойчивостью, мы уверены, этот голос будет звучать и дальше. Уже сейчас поло- жительно решается вопрос о долгах правительства военнослужащим, учителям и работникам здравоохранения, всех бюджетников.
В нашей губернии эта борьба принимает самые жесткие формы, достаточно вспомнить, что у нас бастуют работники двух больниц, а сводная группа врачей и медсестер голодает вот уже вторую неделю.
Николай Петрович Сумской полностью поддерживает всех этих страждущих нашей губернии в их праведной борьбе с высокими бюрократами и чинушами, он делает все возможное и необходимое, чтобы требования страдающих людей были удовлетворены правительством в самое ближайшее время.
Николай Петрович Сумской прекрасно ориентируется в политической, экономической и нравственной обстановке.
Николай Петрович - наш с вами верный защитник, а всякие разговоры о его корыстных интересах и о строительстве им дач, о личном обогащении есть не что иное, как клевета его политических противников, так называемых демократов, все еще стоящих у власти и боящихся этой власти лишиться..."
Дальше и еще немало говорилось прекрасного о Николае Петровиче Сумском в порядке отпора и разоблачения "так называемых" демократов.
- Ясно?! Тебе, Елизавета, ясно?
- Понятно: борьба за власть!
- Теперь представь себе, - говорил он, наклонившись к Елизавете, теперь представь себе - что же там, наверху-то, делается?! Интриги какие?! Заговоры какие! Какой там сидит Чубайс, какой там Ковалев?.. - И уже совсем склонившись над Елизаветой, чтобы даже Ксения не слышала: - Государственная тайна - какая? Ужас! Невероятность! Вот кого стрелять-то надо! Немедленно!
А потом снова и очень громко:
- Чеченская война была - а для чего? А для того, чтобы государственные и многие прочие люди наживались. Это, хочешь знать, не миллионы, нет, это миллиарды долларов! К тому же - нефть. Там, где нефтью пахнет, законов нет, быть не может. Говорю же - только одно там может быть: государственная тайна. И как результат - "приведено в исполнение"! Вот уж умирать буду, я тебе много чего и еще объясню! Клянусь - объясню. Вот спрошу я тебя: сколько, к примеру, людей нажилось на вой-не в Чечне?
- Не знаю!
- И я не знаю. Но я-то чувствую, а ты-то - нет. Ты - бесчувственная! А я с детства знал, что буду знать то, что другим невдомек. Что я догадаюсь! Теперь все они друг друга покрывают, эти преступники, кто в этом деле замешан. Им даже все равно, кто к какой партии принадлежит. Вот таких я бы сам с удовольствием расстрелял. Я в точности заранее знаю ихние слова и поведение перед расстрелом. Но никто из них расстрелян, вот увидишь, не будет. Самое большее - будет снят с должности и назначится на другую, опять же коррупционную, должность!
Тут все правильно в обращении написано, кроме одного: наш-то с тобой губернатор, он чем лучше других? Наш-то губернатор, он на других дрожжах, что ли, замешан? Нет и нет - все на тех же самых: ихние дрожжи замешала государственная тайна - вот в чем все дело. Они как бы и исполнители, но против настоящего исполнения. Понятно?
Елизавета кивала - понятно, на самом-то деле она удивлялась Охламону, его горячности: красные пятна на его лице становились багровыми, а синие жилы - почти что черными. Он и сам говорил:
- Еще немножко - и меня это обращение, документ этот, убьет наповал! Ну и слава Богу, мне пора, я слишком догадливый. К тому же больной нынешней зимой помру без следа. Обещают светлое будущее. Процветающую Россию обещают. Всем. Даже умирающим.
А откуда его взять-то, светлое, когда денег у государства нет, оно только и глядит, кого бы прижать-обмануть с деньгами-то? И у оппозиции денег нет, никак не хватает, так она на своей оппозиционности нехудо зарабатывает, свое светлое будущее обеспечивает.
А с наступлением холодов Охламон занемог окончательно.
Елизавета стала ходить к нему, подтапливала печь остатками избы, приносила из дома пустые щи в стеклянной банке или в чугунке и деревянную ложку.
Часть избы Охламон уже давно порезал на дрова, горница была им порезана, а сам он лежал на кухне, на железной ржавой кровати, подстелив под себя два старых матраца, накрывшись третьим. Говорил Охламон голосом почти детским, но по-прежнему горячо, взахлеб, это напоминало Елизавете Охламона школьных лет.
* * *
Савельевский пруд ледком схватился. Сверху на ледок сколько-то снежку просыпалось, немного, ходить через пруд еще никто не решался.
1 2 3 4 5 6