Каким образом она в ту пору сюда попала -
в какие календарные сроки, зимой или летом, - Бахметьев К. Н. не помнил, когда
из этой квартиры вышла, вспомнить было затруднительно - она все реже стала
Бахметьева К. Н. посещать, тем более ночевать у него. Но когда Бахметьев К.
Н. засобирался в дорогу дальнюю, она бывать у него стала едва ли не ежедневно -
кому-то надо было его собрать и проводить? Он в свое время не подозревал за
ней такой способности. Значит, глупый! Нынче он называл ее Елизаветой Второй.
Слова, они всегда умнее людей, если, конечно, ими пользоваться с умом:
самая первая жена Бахметьева К. Н. тоже была Елизаветой.

За годы, прошедшие между ними порознь, Елизавета Втора
постарела куда как больше, чем он: руки у нее тряслись, она полысела, зубы
оставались у нее через один, к тому же зло из нее перло во все стороны,
но все равно она была здоровее, чем он, поскольку он был раковым.

Кроме того, если даже у женщины руки сильно трясутся,
она все равно и постряпает ими, и помоет, и почистит. Все, что нужно в
доме, она все равно сделает. По привычке.
-
Я женщина терпеливая! - так говорила о себе Елизавета Вторая. - Я считаю, та
вовсе не женщина, которая нетерпеливая.

Еще приходила к Бахметьеву К. Н. медицинская сестричка, укольщица Катюша.
Плотненькая и курносенькая, в свои тридцать пять незамужняя, она без мужа гораздо
лучше обходилась. Она и Елизавета Вторая в квартире Бахметьева К. Н. старательно не
встречались - терпеть друг друга не могли. Катюша говорила, будто Вторая Елизавета желает
этой квартирой после смерти хозяина завладеть, Вторая Елизавета, в свою
очередь, указывала: та же самая цель руководствует Катюшей, но безо
всякой юридичности, а только по нахальству.

Катюшины уколы оплачивал опять же Костенька, уколы
обезболивающие, но Бахметьеву К. Н. это было почти все равно, он за свою жизнь
к самым различным болям успел привыкнуть - и по ранениям, и по контузиям, и
по голоду, и по допросам следователей, но Катюша укалывала - одно удовольствие.

Бахметьеву К. Н. ихние, дамские, отношения были
до лампочки: он знал - существует на его жилплощадь претендент, ему пальцем повести
- обеих женщин ветром сдует. В неизвестном направлении. Ну а покуда пусть
будут заняты каждая своим делом: одна укалывает, другая - устряпывает.

Катюша разговаривала мало, больше улыбалась.

Не то - Елизавета.

Собственная коммунальная площадь Елизаветы находилась неподалеку, две
остановки троллейбусом либо одна автобусом, и все, что делалось и происходило в
этом пространстве - в каком доме, в каком подъезде не работает лифт, кто
кому побил морду, кто с кем разошелся-сошелся, кто у кого на руках помер или
помирает, кто избит, а кто убит, - ее память все это держала полгода цепко и
только по истечении этого срока начинала от себя факты отпускать.

Последней информацией Елизаветы Второй была байка
про старика из высотки по улице композитора Гудкова, 6: старик пенсию получал минимальную, жил
на свете неизвестно как и сколько времени, а потом пустой холодильничек разломал,
слепой телевизор разбил, рваный ковер разорвал еще и все это - хлесь! -
из окна выбросил. И сам - хлесь! - туда же... Дочка с сыном до тех пор
от отца скрывались, а тут прибежали холодильник с телевизором делить, подушку с
матрацем делить - ничего нет, все на тротуар выброшено, а с тротуара прибрано
прохожими...
- А тебе, Костенька, -
сказала Елизавета, - и пожаловаться не на что. Старость твоя человеческая. То
есть помрешь ты как человек.
-
Не жалуюсь... - ответил Бахметьев К. Н.
-
Ты у меня молодец из молодцов!
Слушать Елизавету ежедневно и
подолгу было Бахметьеву К. Н. в тягость. Но приходилось. К тому же Бахметьев К.
Н. сознавал, что, если она здесь, значит, ее нет там, на коммунальной жилплощади, а
этим он приносит удовольствие многим той площади жителям.

Еще Елизавета Вторая была политиком, она вела
два списка: 1 - со всеми обещаниями президента страны, и 2,
в котором должны были отмечаться обещания выполненные. В списке
2 был заголовок и ничего больше, Елизавета говорила: исполнение обещаний, едва
только они объявлены по ТВ, тут же становятся государственной тайной и
оглашению не подлежат.
Еще
Елизавета вела запись курсу отечественного, доперестроечного рубля. Вела по
хлебу: до перестройки батон стоил шестнадцать копеек, нынче - тысячу рублей. Елизавета брала
самописку, брала бумажку, тщательно делила одно на другое, получала цифру
6250, а затем и выше. Это - по хлебу. По колбасе, по молоку, по спичкам и
аспирину получалось еще и еще выше.
-
Правительственный обман! У-у-у... - рыком рычала Елизавета Вторая. - Столь обманное правительство должно
сидеть в тюрьме. Должно и должно! Пожизненно!

- А когда так - кто нами руководить будет? Хотя бы
и тобой - кто? - спрашивал Бахметьев К. Н.

- Пускай из тюрьмы руководят. Пока другие, нетюремные, не
обнаружатся - пускай эти, из тюрьмы!
Почему-то женщины
не играют в домино, - думал Бахметьев К. Н. - Играли бы - тогда
и Елизавета Вторая лупила бы костяшками во всю силенку, главное же - была
бы спикером в политических дворовых дискуссиях трех высоток на улице композитора Гудкова.

Случались дни, когда Елизавета Вторая не приходила и
предупреждала заранее:
-
Завтра - митинг протеста! Буду занята!
Митинги протеста
влияли на нее положительно, давление у нее понижалось кровяное, она рассказывала, как
и что на митинге было, сожалела, если не было столкновений с милицией, и
готовила Бахметьеву К.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21