А вот собственная дочь вызывала у Моны беспокойство.
Когда вечером они собрались ложиться спать, Лорна коротко и ясно изложила суть волнующей ее проблемы:
Честное слово, мам, пусть я не такая способная, как Софи, но я вовсе не тупица. И я понимаю, что все эти встречи с мистером Гарлендом вовсе не для того, чтобы обсуждать наших юных Ромео и Джульетту. И уж точно не пример для подростков, – ехидно добавила она.
Мона предпочла сделать вид, что не расслышала последней фразы.
– А в чем, собственно, дело? Ты что же, хочешь, чтобы мы снова воссоединились с твоим отцом?
Лорна на секунду задумалась.
– Откровенно говоря, нет. Он неплохой папаша, но у нас с ним свои дела. – С проницательностью, которой трудно было ожидать от девочки тринадцати лет, она добавила: – К тебе он относился плохо, значит, вы правильно сделали, что разошлись.
– Да, мы с ним не очень ладили. – Мона не стала вдаваться в подробности. Она с трудом смогла поверить тому, что Найджел нашел с дочерью общий язык.
– Все же папа мне нужен. И я не хочу терять его лишь потому, что ты выйдешь замуж за мистера Гарленда.
– Я не говорила, что собираюсь за него замуж, – поспешно ответила мать.
– Но так и будет. Я же вижу, что ты по уши влюбилась в него. Когда ты стала встречаться с ним, у тебя даже характер стал мягче.
Мона смущенно посмотрела на дочь и тут же кое-что вспомнила.
– Кого ты имела в виду под Ромео и Джульеттой? – спросила она.
– Да своего дядюшку и Софи. Она жутко нервничает. На следующей неделе отец велит ей ехать в Канаду, а она пытается увильнуть.
Оказавшись в постели, Мона погрузилась в раздумья. Она чувствовала, что между Арни и его дочерью назревает бурное выяснение отношений, и предпочла бы остаться в стороне от чужих семейных проблем. Но это было довольно трудно, потому что и отец, и дочь Гарленд видели в ней потенциальную союзницу. Софи рассчитывала на ее поддержку в силу общих женских пристрастий к профессии модели, а Арни – потому что видел в Моне будущую мачеху Софи.
Дав согласие сделать фотопортреты девочки, она уже в какой-то мере жалела о своем импульсивном поступке, поскольку попадала в непростую ситуацию. Но она дала слово и обязана была его сдержать.
В назначенный день Софи явилась с полной сумкой нарядов и сделала оригинальные предложения относительно макияжа под каждый из них. Мэрилин несколько раз меняла ей прически – от скромной укладки до пышной гривы.
Мона стремительно отснимала кассету за кассетой. Она была в восторге от столь изумительной модели. Стоило Софи повернуть голову, чуть изменить позу или придать лицу новое выражение, как облик девочки менялся волшебным образом.
Когда сели пить кофе, она с серьезным видом спросила:
– Получилось? Есть во мне хоть что-то?
– Двигаешься ты безукоризненно, – попыталась уклониться от прямого ответа Мона. – Ты училась пластике или она у тебя врожденная?
– В свое время я занималась балетом. Но порхать по сцене мне никогда не хотелось. Я всегда успевала в школе, потому что у меня хорошая память и мне нравилось радовать папу. Он считает, что у меня цепкий ум и что я должна быть юристом. Но… я не знаю… – С несчастным видом она запнулась.
– Но это совсем не то, что доставляет тебе удовольствие, не так ли?
– Точно! Мне бы хотелось жить и работать в окружении красивых вещей, где модная одежда, где много света. Я не хочу провести молодость, штудируя толстенные книги, пусть даже из меня получится адвокат. А если не получится? А перед камерой я чувствую себя в своей тарелке уже сейчас.
Кое-кто мог бы счесть амбиции Софи детским капризом, но Мона была поражена целеустремленностью и ясностью мысли этой девочки, ее способностью трезво оценивать свои возможности. За хорошенькой внешностью скрывались ум и проницательность – более чем достаточно, чтобы иметь право самой распоряжаться своей судьбой.
– А ты не могла бы просто взять и провалиться на экзаменах? – вступила в разговор Мэрилин.
Софи замотала головой.
– Бедный папа никогда больше не сможет ходить с гордо поднятой головой. Я не могу так поступить с ним…
– Ни в коем случае, – твердо сказала Мона. – Ты и не причинишь ему такого огорчения.
– Ради его спокойствия я приложу все силы, чтобы поступить в Гарвард, но учиться в нем, не имея желания, выше моих сил. – Хмыкнув, Софи почесала затылок жестом, который разительно напоминал отцовский. – Ну ладно, посмотрим, чья возьмет, – не без иронии сказала она.
Пока Мона перезаряжала камеру, юная модель, прогуливаясь по студии, изучала снимки на стенах. Это были лучшие работы хозяйки студии, сделанные для самых модных женских журналов. Тут же висели и рекламные плакаты. Софи остановилась перед одним из них, выпущенным фирмой «Бартон и Вэнс», и уставилась на снимок красивой девушки. Подпись под ним гласила: «Шила Смит, 5,8. Блондинка, голубые глаза».
– Это та модель, с которой я говорила в первый день? – спросила она Мону.
– Та самая. Одна из лучших.
Над подиумом висели рулоны цветной бумаги. Когда ее разматывали, опуская до пола, она создавала задник любого цвета. Мона размотала золотой рулон и пригласила Софи на подиум. Девочка облачилась в белое платье, украшенное сверкающими драгоценностями. Поясок представлял собой позолоченную цепочку, на тонких запястьях позвякивали браслеты, а в мочках ушей покачивались длинные серьги, которые уместно было носить лишь при такой лебединой шее, как у Софи. На золотом фоне, в белом платье, с бледной кожей и огненно-рыжими волосами она выглядела ошеломляюще. И снова начались съемки.
Наконец Мона сказала:
– А теперь я хочу снять тебя в джинсах и рубашке, в которых ты пришла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45