Без толку притворяться. У Софи новости не фонтан.
– Как хорошо, что ты позвонил, – сказала она. – Мы же не общались с…
– Ага, – прервал я упрек. – Тут было сумасшествие. – О сумасшествии я заговаривал всякий раз, когда с языка рвалось ругательство. – Я сегодня в Монтану еду на какое-то сумасшедшее совещание.
– Ой. – Пауза. – А я надеялась, ты завтра приедешь. Мы в синагогу всей семьей идем. Поддержать.
– Зачем? Что не так? – Я уже понял.
– Он сегодня утром в Ассамблею звонил. – В Раввинскую Ассамблею то есть. Туда раввины звонят, когда ищут работу.
– Тебе не кажется, что он поторопился?
– Конечно, кажется. Я считаю, он должен бороться.
– Ты ему сказала? – Это я один такой уникальный, или все сыновья – посредники между родителями?
– Он говорит, я пристрастна. Конгрегация его оценивает не так, как я.
– Они думают, что найдут более опытного раввина за такие деньги? Они что, с ума сошли?
– Не знаю, милый. Но, по-моему, он тебя послушает.
– Меня? Он меня врагом считает.
– Вовсе нет. Он тобой гордится. Ты бы слышал, как он курлыкал над статьей в газете.
– Вы читали?
– Моррис читал. Пришел на той неделе в синагогу – только чтобы нам показать. Что ж ты не говорил?
– Я вам газету оставил, – соврал я. – Вообще-то, знаешь, там все прямиком из пресс-релиза. Ну то есть – ерунда.
– Никакая не ерунда. Вся конгрегация об этом говорит.
– Конгрегация, которая пытается от него избавиться.
– Ну вот ты понимаешь, милый. Поэтому ты ему нужен. Он тебя послушает.
Моя мама умная, только немного чересчур аналитического склада. Она в колледже психологию изучала, так что я понимал, к чему она клонит. Конгрегация обижает лично папу. Может, он с ней помирится, если помирится со мной. Большая натяжка, однако.
– Папа слишком для них хорош, – сказал я.
– Он им нужен, Йосси. Нам всем.
То есть мне. Из ее фрейдистского плана я, видимо, не ускользнул.
– Слушай, я в эти выходные не могу. Я прямо сейчас уезжаю. Но я приеду на следующей неделе. И на Пасху.
– Еще бы ты не приехал на Пасху. – Можно подумать, присутствовать – моя обязанность, а не любезность. – Кого-нибудь особенного приведешь? – Может, мне еще и внуков ей забацать?
– Особенных сейчас нету, мам. Но я, может, кого и приведу. Посмотрим.
– Как квартира? – Мама сменила тему.
– Слушай, мне бы уже собираться.
– Может, поговоришь минутку с Мириам? Она любит твой голос.
– Конечно, только минутку…
Мама уже отошла. Я слышал, как она зовет мою сестру. Взяли вторую трубку.
– Алле? – в пустоту спросила Мириам.
– Привет, Мириам.
– Привет, – сказала она.
– Я поеду смотреть ковбоев. – Я несколько идеализировал поездку.
– Настоящих ковбоев или понарошку?
– Настоящих, детка. С лошадями и всем таким прочим.
– По телику? – спросила она.
– Нет, Мириам. По-правдашнему.
– Грузовик с сеном? – Мы с ней как-то в детстве ездили на озеро Джордж на сенокос.
– Точно. – Я вспомнил впервые за много лет. – Классно было, да?
– Я тебе кашпо закончила, – ответила она о другом.
– Спасибо, Мириам. Замечательно. Приеду – посмотрю.
– Ты сейчас приедешь?
– Нет, Мириам. Скоро.
Из другой трубки вмешался материн голос:
– Детка, Джейми пора идти.
– Но его тут нет, – сказала Мириам, не умея испытать подлинное единение через телекоммуникации.
– Ему надо от телефона отойти, – объяснила Софи. – Попрощайся.
– Пока, Джейми, – сказала Мириам. – Я тебя люблю.
– Я тебя тоже. – И под такой финал я повесил трубку, решив отдельно с матерью не прощаться.
В органайзере я записал: позвонить из Монтаны домой. Да нет, я не забуду, но так мне легче уезжать, когда я нужен семье.
Следующий час я вбивал в презентацию Тесланета в «PowerPoint» дополнительные слайды. Стибрил пару графиков и таблиц с веб-сайтов «Уайред» и «Апсайд», в графическом редакторе поменял названия на «Исследовательский отдел „МиЛ“». Все так делают.
Едва золотое сияние заката превратило картинки у меня на мониторе в нечитабельные тени, в дверях появился Алек: в руках чемоданы, на голове ковбойская шляпа.
– Ну шта, готофф? – спросил он, надвинув шляпу на лоб.
– А то. – Я вынул диск и сунул в карман. – Пошли.
Алеково ребячество оказалось заразительно. Мы шествовали к кабинету Тобиаса, и я чувствовал себя могущественным младотурком, каковым и был. Мы шагали по коридорам и громко беседовали, от чего вздергивались головы младших менеджеров и секретарей в загончиках.
– Ты на таких тусовках раньше бывал? – спросил я.
– Первый год. Он обычно Морта берет или какого-нибудь фондового менеджера.
– Видимо, я теперь тоже фондовый менеджер.
– Не тех фондов, – осадил меня Алек. – Многомиллиардных. Платинового или инвестиционной группы.
– И зачем, по-твоему, он нас берет?
– Наверстать упущенное, – объяснил Алек, заворачивая за угол. – Бычьи Бега за десять лет изменились. Раньше – сплошная валюта, политика, процентные ставки, а теперь – интернет-вечеринка. У папика репутация тотального тяжеловеса, да еще противника НАСДАКа. Старая школа. Он теперь в разговорах фишку совсем не рубит.
– Он что, не понимает – там никто ни хуя не рубит. Все только выделываются.
– Поэтому, друг, у нас прекрасно получится. – Мы пришли к дверям Тобиасовой приемной.
– Он через минуту появится, – сказал Брэд, не заметив, что Тобиас с чемоданами уже выходит. Брэд подскочил забрать чемоданы; Морхаус на секунду замялся, потом уступил багаж – мол, я и сам могу, без проблем, но какого рожна?
Брэд с чемоданами возглавил колонну и направился к лифтам. Тобиас за ним – такой крупный, что нам с Алеком, груженным собственной поклажей, пришлось поотстать. Однако смотрелась наша процессия будь здоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88