Почти целую минуту мистер Чабб в молчании наблюдал за продвижением уховертки обыкновенной по поперечине деревянной решетки, отделявшей его сад от соседнего.
— Я полагаю, мы не должны забывать, — произнес он наконец, — что дурачить людей таким образом и составляло основную линию поведения этого парня. Однако это совершенный стыд, когда подумаешь, какие деньги у нас тратятся на разведывательные службы. Беда в том, что они живут в своем, ими самими выдуманном мире. Я, честно говоря, не представляю, как мы сможем к нему подступиться. Я хочу сказать, мы не можем предъявить ему никакого обвинения.
Пербрайт поджал губы.
— Поведение, могущее повлечь за собой…
— …нарушение общественного спокойствия? — с грустным отвращением закончил фразу Чабб. — Вы, я смотрю, все еще наивно полагаете, что коллеги Хопджоя свободно позволят нам привлекать его к ответу, не правда ли? Да ведь с этой организацией иметь дело хуже, чем с трижды чертовым Дипломатическим Корпусом. Хопджои всплывет вскоре где-нибудь, расскажет им новую сказку про белого бычка и начнет подбирать себе других кредиторов, дайте только срок.
— Дело не исчерпывается, — медленно произнес Пербрайт, — попыткой уклониться от уплаты долгов. Человек может обставлять свое исчезновение без того, чтобы кому-то приходилось представать перед судом по обвинению в убийстве. В данном случае Хопджои не пожалел труда и проявил дьявольскую изобретательность, подставляя под удар конкретно Периама. Но осталась одна единственная вещь, которой несчастного старину Периама забыли снабдить, — это мотив. Почему он должен был желать смерти Хопджоя? Уж если у кого и были мотивы для убийства, так это у самого Хопджоя, коль скоро Периаму досталась его девушка.
Мистер Чабб задумался.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Но Хопджои, судя по всему, был изрядным мерзавцем во всем, что касалось женщин. Стал ли бы он так сильно расстраиваться из-за какой-то одной?
— Развращенность и ревность вполне совместимы, сэр. — Главный констебль вскинул брови. — Фактически, чем больше распущен человек в отношении секса, тем сильнее он, как правило, бывает возмущен, когда кто-то охотится в его собственных владениях.
— О, — коротко обронил мистер Чабб. — Вы, следовательно, считаете, что…— он повернулся и посмотрел, как далеко продвинулась уховертка,—…мы будем неправы, если спустим это дело на тормозах? Пербрайт поднялся.
— Я совершенно с вами согласен, сэр; нам нужно еще немного понаблюдать за развитием событий. Хопджоя определенно необходимо найти, даже если майор Росс попытается противостоять вашему мнению.
Мистер Чабб решительно снял уховертку с изгороди и раздавил ее каблуком.
— В конце концов, — заметил Пербрайт, — мы вправе считать, что одно, в некотором смысле, покушение на жизнь Периама уже было совершено. Когда станет ясно, что эта попытка не удалась, кто знает, может быть, будет предпринята другая — более ортодоксальная по замыслу.
Список находящихся по разным поводам в бегах людей, которых неустанно высматривают в толпе компетентные работники британских портов, аэропортов и железнодорожных вокзалов, пополнился именем Брайана Хопджоя. Циркуляр предписывал при обнаружении просто попросить этого человека снестись с главным констеблем Флаксборо. Возникли трудности с формулированием запроса на розыск. «Что мы им скажем, зачем он нам нужен?» — спрашивал мистер Чабб, — «…забрать забытую им шляпу?» Он соблюдал крайнюю осторожность, чтобы Росс и Памфри ничего не узнали об этом его распоряжении; хотя он все-таки, по предложению Пербрайта, обратился к ним с просьбой дать ему на время фотографию Хопджоя, которой они располагали и которая, насколько удалось выяснить, была единственной существующей. Памфри, с таким видом, будто его между делом попросили выстрелить в премьер-министра, когда он опять окажется в Лондоне, с некоторой резкостью подчеркнул совершенную секретность данного материала и попросил главного констебля впредь быть более осмотрительным.
Отказ в предоставлении снимка значительно затруднил и местное расследование. Пербрайт подготовил резюме словесных описаний Хопджоя, предложенных соседями, мистером Тоцером и директором отеля «Нептун» — последний проявил в этом деле особый энтузиазм — и раздал его двум полицейским в штатской одежде, которых местное управление смогло выделить для визитов на железнодорожные станции, в автобусные гаражи, таксомоторные фирмы в радиусе трех-четырех миль от города. В управление поступали обычные в таких случаях «я — вдруг — вспомнил» от друзей и знакомых: Хопджои садились в поезда до Лондона, Бирмингема и Ньюкасла одновременно с их же поездками на машине в Линкольн, Кембридж, Суиндон и Кесуик.
Сержант Лав, последовательно и безуспешно побуждавший жителей Посонз-Лейн вспомнить шум злобных пререканий в доме «на задах», нашел время, чтобы познакомить инспектора с версией, которую он самостоятельно разработал.
— Судя по словам Билли Маллея, этот парень относительно недавно лежал в больнице, так?
— Лежал. Насколько известно, пострадал в схватке мужа с любовником в роли последнего.
— Так вот, если там было что-нибудь серьезное, ему, возможно, и сейчас еще требуется лечение. Знаете, бывают же случаи, когда разыскиваемые преступники вынуждены обращаться к врачу, потому что у них, например, кончились какие-нибудь особенные таблетки.
— Слишком специфическое поле деятельности, Сид. Если бы Хопджой был диабетиком, мы бы о нем уже наверняка услышали. Хотя, в общем, попробовать стоит; словесный портрет у нас есть, и выразительнее его уже не сделаешь, разве что добавив шрам-другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57