Нарочно, чтобы нам досадить?И тут как раз Горе услышал отбой и со словами «пронесло!» встал.— Я тоже живу в этом доме и имею право пользоваться убежищем, — с достоинством возразил старик.— Слава Богу, пронесло! — повторил Горе и перекрестился. Потом, обратившись к старику, добавил: — Вы были правы, тревога ненастоящая. Не было ни одного выстрела. Сколько она продолжалась? — Он быстро вынул часы и стал издали, нахмурившись, разглядывать циферблат. — И пяти минут не прошло.— Ты меня с ума сведешь, перестань креститься! — Мадам Попович схватила Елисавету за руку.Горе обвел взглядом всю компанию и улыбнулся.— Может, Господь услышал твои молитвы и потому не было бомбежки, — весело сказал он Елисавете.И пошел к выходу. Но у двери остановился в нерешительности и снова оглядел всех по очереди. Старик пристально смотрел в потолок.— Вы еще остаетесь? Вам не надоело?Но так как никто ему не ответил, распахнул дверь и с порога прошипел сквозь зубы:— Чертовы психи!На улице его ослепило солнце, и он шагал наобум, не разбирая, куда ступает. Ох уж этот жулик Пэунеску! Испортил ему все удовольствие. «Шесть тысяч голов скота», — то и дело вспоминал Горе, эта мысль не давала ему покоя: чистая прибыль — сорок миллионов. «Задурил мне голову. Поиздевался надо мной. Надул Янку Горе!» Он пошел быстрее, но гнев не унимался. Он шел держа в руках шляпу, рассеянно утирая лицо. И вдруг очутился перед домом номер четырнадцать. Приостановился, плюнул через забор далеко в глубь двора, крикнул «ворюги!», нахлобучил шляпу и направился в трактир. Приятно было снова погрузиться в его сырую прохладу. Горе сел за тот же стол, за которым сидел полчаса назад. Трактирщик, встретившись с ним взглядом, улыбнулся и спросил:— Пообедаем?— Принеси для начала вина и два бокала, — сказал Горе.Он ждал, нетерпеливо барабаня пальцами. А когда трактирщик наполнил оба бокала, спросил:— Послушай, начальник, что за человек этот Пэунеску? Ты что о нем знаешь?Трактирщик пил нехотя и, опорожнив наконец бокал, сообщил:— Он съехал после бомбежки.— Ладно, это я знаю, — перебил его Горе. — Ты мне уже говорил. Я спрашиваю, хорошо ли ты его знал. Я слышал, что вроде он жулик. Обжуливал людей.Трактирщик поставил бокал на поднос и покачал головой:— Не слыхал. Ко мне он не больно наведывался...— А я тебе говорю, — перебил его Горе. И опять ему ударило в голову: «Шесть тысяч голов скота! Я был бы сейчас на границе...»— Я вот что еще тебе скажу, — начал он, снова распаляясь. — Я скажу тебе, что никому не удастся потешаться над Янку Горе. Это ты запомни. Деньги тут серьезные. Двенадцать тысяч голов скота. Разрешение было, было все, что надо. И я не позволю себя дурачить, как эта сумасшедшая мадам Попович!Трактирщик вздрогнул и удивленно поднял на него глаза.— Откуда вы знаете мадам Попович? — спросил он. — Кто вам о ней рассказал?— Это мое дело, кто рассказал, — произнес Горе и растянул рот в загадочной улыбке. — Речь идет о том, что я не такой дурак, как эта мадам Попович...— Бедная мадам Попович, да простит ее Господь! — прошептал трактирщик и благочестиво осенил себя широким крестным знамением.Горе воззрился на него с суровым недоумением и вдруг крикнул:— Ты что? Ты с чего это вздумал креститься?— Да ведь как раз сорок дней, как она погибла во время бомбежки. И некому ее, беднягу, помянуть, — сказал трактирщик как-то вдруг устало.Горе отпрянул и мрачно исподлобья поглядел на трактирщика.— Значит, не та. Я о мадам Попович, женщине лет пятидесяти. Длинноносая такая Дама. Живет здесь поблизости, над этим мошенником Пэунеску. У нее служанка тоже малость полоумная, Елисавета.— Бедная Елисавета! — печально улыбнулся трактирщик. — Я знаю ее с тех пор, как она приехала из Констанцы, лет эдак двенадцать-тринадцать. С тех пор, как овдовела мадам Попович. Я всех их знал. Они приходили к нам вечерами, когда у нас в саду был ресторан.— Ну а с этой что случилось? — испуганно прервал его Горе.— И она погибла во время бомбежки. Тогда, четвертого апреля, помните, когда думали, что тревога учебная, — будто так объявляли по радио.— Бросьте, пожалуйста, не погибла она! — прервал его Горе. — Говорю я вам, я только что видел их, я своими ушами слышал, как они разговаривали...Трактирщик покачал головой и недоверчиво ухмыльнулся.— Значит, то были не они. Да простит их Господь! — повторил он. — Бомба упала прямо в убежище во дворе. Дом тоже разрушен взрывной волной, но бомба попала в убежище, где было полно народу. Сровняла его с землей. Сколько же тогда погибло душ! — добавил он, испуганно понизив голос.Горе слушал трактирщика, недоуменно открыв рот, а дослушав до конца, помрачнел, вытащил платок и стал нервно утирать лицо.— Послушай, хозяин, — начал он серьезно. — Ты, видно, решил надо мной посмеяться. Думаешь, если я выпил натощак два литра вина, то не соображаю. Но ты меня не знаешь. Если вино доброе, я и ведро выпью. У меня, хозяин, много миллионов. Жаль, связался я с этим жуликом Пэунеску. У меня ведь было все, что нужно, полный порядок...Трактирщик робко улыбнулся и сказал как бы извиняясь:— Может, вы чего перепутали...— Говорю я тебе, я только что слышал, как мадам Попович и Елисавета препирались со своим жильцом...— С господином судьей? — испуганно прервал его трактирщик. — С господином Протопопеску? Вы и с ним познакомились?— Они все были в убежище. И я понял, о чем шла речь. Он не платил за квартиру.Трактирщик уставился на Горе:— А вы с чего это отправились в убежище?— Услышал сигнал тревоги и пошел. Как все. Не сказать, что испугался, просто для порядка.— Сегодня и тревоги-то не было, — тихо заметил трактирщик и виновато отвел глаза.
1 2 3 4 5