Это ведь все равно, что сбить этих людей с ног и вывернуть им карманы.
— Они приехали из Портленда, — сказал Роджерс, — чтобы встретиться с вами. Я ждал их несколько недель назад, но тогда у них не вышло. Вчера они прибыли на «Черкесе», думали добраться быстрее, пять дней назад, но уж очень штормило.
— Где они? — спросил некстати Лэфем, чувствуя, что мореходные сведения Роджерса почему-то ослабили его собственные швартовы.
— Остановились у Юнга. Я им сказал, что мы придем сегодня после обеда. Они обедают поздно.
— Вот как? — сказал Лэфем, пытаясь снова бросить якорь и хоть как-то закрепиться на своих принципиальных позициях. — А теперь ступайте и скажите им, что я не приду.
— Они приехали ненадолго, — заметил Роджерс. — Я просил о встрече сегодня, я не уверен, останутся ли они до завтра. Но если завтра вам удобнее…
— Скажите, что я вообще не приду! — взревел Лэфем не только с вызовом, но и со страхом, ибо чувствовал, что его якорь вот-вот сорвется с места. — Что я вообще не приду! Понятно?
— Странно, почему вы так не хотите идти к ним, — сказал Роджерс, — но если вы считаете, что лучше им прийти, я могу привести их сюда.
— Нет! Не позволю! Я не хочу с ними встречаться! Не хочу иметь с ними дела! Вам, наконец, ясно?
— В нашу последнюю встречу, — настаивал Роджерс, оставаясь совершенно безучастным к этой бурной вспышке, — я понял, что вы желаете повидаться с этими лицами. Вы сказали, что даете мне время, чтобы договориться с ними, я сообщил им, что вы с ними встретитесь. Я связал себя обещанием.
То была правда — Лэфем сам подбил тогда на это Роджерса и выразил готовность к переговорам. Еще до того, как он все обсудил с женой и понял всю меру своей моральной ответственности; ведь даже она поняла ее не сразу. Но он не мог пускаться с Роджерсом в объяснения и сказал только:
— Я дал вам двадцать четыре часа, чтобы доказать, что вы лжец; вы это и доказали. Я не говорил: двадцать четыре дня.
— Не вижу разницы, — отпарировал Роджерс. — Эти люди сейчас здесь, и это доказывает, что я и тогда говорил правду. Никаких изменений не произошло. Вы все еще не знаете, как не знали и тогда, понадобится ли ваша недвижимость дороге. Если и будут какие изменения, так скорее всего в том, что дорога раздумает.
Тут была доля правды, и Лэфем это почувствовал — почувствовал слишком охотно — и тотчас признался себе в этом.
А Роджерс спокойно продолжал:
— Вы не обязаны непременно продавать при первой же встрече, но вы дали свое согласие встретиться и поговорить с ними, и я им тоже это обещал.
— Никакого согласия не было, — сказал Лэфем.
— Все равно что согласие; они приехали из Англии, полагаясь на мое слово, надеясь, что смогут поместить именно так свой капитал; а что я скажу им теперь? Это ставит меня в нелепое положение. — Роджерс излагал свое недовольство спокойно, почти безлично, обращаясь к чувству справедливости Лэфема. — Я не могу к ним вернуться и сказать, что вы не хотите с ними встретиться. Это не ответ. Они вправе знать, почему вы не хотите повидаться с ними.
— Хорошо! — вскричал Лэфем. — Я приду и объясню им, почему. Кого там спросить? Когда прийти?
— Я просил бы в восемь, — сказал Роджерс, вставая и не проявляя ни малейшей тревоги при этой угрозе, если то была угроза. — Спросите там меня. Я остановился в той же гостинице.
— Не задержу вас и пяти минут, — сказал Лэфем; но ушел он оттуда только в десять.
Ему казалось, тут вмешался сам черт. Его решительный отказ англичане поняли лишь как желание набить цену и продолжали обсуждение, словно это было лишь вступлением к переговорам. Когда Лэфем в сердцах выложил им, почему отказывается от сделки, они, видимо, были готовы и к этому деловому ухищрению.
— Может, этот тип, — спросил он, кивнув в сторону Роджерса, но не желая замечать его, — уже сказал вам, что я на этом стану играть? Так я, со своей стороны, скажу вам, что в Америке нет второго такого жулика, по которому плачет веревка, как Милтон К.Роджерс.
Англичане восприняли его слова как образчик истинно американского юмора и с неослабной энергией возобновили штурм. Они признались, что вместе с ними еще одно заинтересованное лицо побывало на месте, осмотрело недвижимость и осталось довольно увиденным. Более того, они сказали, что выступают не только, и даже не преимущественно, от своего лица, но являются агентами неких лиц в Англии, намеренных основать там общину по примеру других английских мечтателей; тщательно обследовав местность, они сочли, что тамошние условия отлично подходят для успешной деятельности предполагаемой общины. Они готовы, в разумных пределах, на любую сумму, какую назовет мистер Лэфем — простите, полковник Лэфем, поправились они по указанию Роджерса, — и охотно пойдут на риск, о котором он их предупреждает. Но что-то в глазах этих людей, что-то затаившееся на огромной глубине и тотчас исчезнувшее, когда Лэфем взглянул на них снова, заставило его заподозрить недоброе. Сначала он подумал, что они сами обмануты Роджерсом, но в этот краткий миг озарения распознал в них — или подумал, что распознал, — сообщников Роджерса, готовых предать интересы, которые они якобы представляли и о которых продолжали толковать спокойно и шутливо, с каким-то недоверчивым пренебрежением к щепетильности Лэфема. Тут была более сложная игра, чем та, к каким привык Лэфем, и он с некоторым восхищением переводил взгляд с одного англичанина на другого, а затем на Роджерса, который держался скромно и нейтрально, как бы говоря: «Я свел вас, джентльмены, в качестве друга обеих сторон, а теперь уж вы решайте дело между собой. Я ничего не прошу и ни на что не рассчитываю, кроме скромной суммы, которая мне останется, когда я разочтусь с полковником Лэфемом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108