На полу хоть ешь. Оставшись один, он захотел подвинуть табурет; оказалось, что он приделан к стене. Тут он громко выразил свое удивление:– Вот ловко то! Мне бы такого ввек не придумать, это уж верно!Усевшись, он крутил пальцами и пребывал в изумлении. Тишина и одиночество угнетали его. Он томился, он тревожился о своей тележке, которую забрали в участок со всей капустой, морковью, сельдереем и прочим салатом. И спрашивал беспокойно:– Куда они девали мою тележку?На третий день его посетил адвокат, мэтр Лемерль, один из самых молодых членов адвокатского сословия в Париже, председатель одного из отделений «Лиги Французского Отечества».Кренкебиль пытался рассказать свое дело, что ему было не легко, так как у него не было привычки говорить. Может быть, он бы все-таки выкарабкался, если б ему помогли. Но на все, что он говорил, адвокат с недоверием качал головой и, листая бумаги, бормотал:– Гм! Гм! Ничего этого я не вижу в деле…Затем сказал с утомленным видом, покручивая белокурые усы:– В ваших интересах, пожалуй, лучше бы признаться. Сам я полагаю, что ваша система полного отрицания вины исключительно неудачна.И с этой поры Кренкебиль охотно бы стал признаваться, если б только знал, в чем надо признаться. Кренкебиль перед лицом правосудия Председатель суда Буриш посвятил целых шесть минут допросу Кренкебиля. Этот допрос мог бы внести больше ясности в дело, если бы обвиняемый отвечал на поставленные ему вопросы. Но у Кренкебиля не было навыка к дискуссиям, а в таком обществе почтение и страх вовсе уж замыкали ему рот. Он все молчал, а председатель сам давал за него ответы; ответы эти были убийственны. В заключение председатель спросил:– Так вы признаете, что сказали «Смерть коровам!»?– Я сказал: «Смерть коровам!», потому, что господин полицейский сказал: «Смерть коровам!» Тогда и я сказал: «Смерть коровам!»Он хотел объяснить, что, удивленный и пораженный таким незаслуженным обвинением, он повторил чужие слова, которые были ему несправедливо приписаны и которых он вовсе не произносил. Он сказал: «Смерть коровам!», как если бы сказал: «Я? Разве я ругался? С чего вы взяли?»Г-н председатель суда Буриш понял его не так.– Вы хотите сказать, что полицейский первый крикнул это?Кренкебиль отказался объясниться подробнее. Это было слишком трудно.– Вы не настаиваете, это разумно, – сказал судья. И он вызвал свидетелей.Полицейский № 64, по имени Бастьен Матра, присягнул, что будет говорить правду, одну только правду. Затем он изложил свое показание в следующих словах:– Будучи на дежурстве 20 октября, в полдень я заметил на улице Монмартр человека, по виду торговца-зеленщика, который, нарушая правила, остановился у дома номер 328, отчего произошло скопление экипажей. Я три раза приказывал ему проходить, но он отказывался повиноваться, и когда вследствие этого я предупредил его, что составлю протокол, он в ответ мне крикнул: «Смерть коровам!», что мне показалось оскорбительным.Это показание, сделанное голосом твердым и размеренным, было выслушано судом с явным одобрением. Защита вызвала г-жу Байар, башмачницу, и г-на Давида Матье, старшего врача больницы Амбруаза Паре, кавалера ордена Почетного Легиона. Г-жа Байар ничего не видела и не слышала. Доктор Матье находился в толпе, собравшейся вокруг полицейского, который требовал, чтобы торговец проезжал дальше. Его выступление вызвало инцидент.– Я был свидетелем этого происшествия, – сказал он. – Я заметил, что полицейский ошибся: его не оскорбляли. Я подошел к нему и сказал ему об этом. Полицейский все же не отпустил торговца, а меня пригласил следовать с собой к комиссару. Я так и сделал. У комиссара я повторил мое заявление.– Вы можете сесть, – сказал председатель. – Пристав, вызовите опять свидетеля Матра. – Матра, когда вы арестовывали обвиняемого, господин доктор Матье не заметил ли вам, что вы ошибаетесь?– Иными словами, господин председатель, он меня оскорбил.– Что он вам сказал?– Он мне сказал: «Смерть коровам!» Шум и смех поднялись среди слушателей.– Вы можете идти, – торопливо сказал председатель суда.И он предупредил публику, что, если эти неприличные выходки повторятся, он принужден будет очистить зал. Тем временем защитник с победоносным видом оправлял рукава своего облачения, и все думали в эту минуту, что Кренкебиль будет оправдан.Когда тишина была восстановлена, поднялся мэтр Лемерль.Он начал свою защитительную речь с похвалы полицейским префектуры, «этим скромным служителям общества, которые, получая смехотворно малое содержание, мужественно идут навстречу тяготам и постоянным опасностям и каждодневно проявляют героизм. Это старые солдаты, и они всегда остаются солдатами. Солдаты – этим сказано все…»И мэтр Лемерль легко взлетел к очень высоким соображениям о воинских доблестях. Он был одним из тех, сказал он, «кто не позволит затронуть армию, национальную армию, к которой он сам имеет честь принадлежать».Председатель суда склонил голову.Мэтр Лемерль действительно был лейтенантом запаса. Он, кроме того, был кандидатом националистов в квартале Вьей Одриет.Он продолжал:– Нет, конечно, я не могу не признавать тех скромных и драгоценных услуг, которые ежедневно оказывают стражи порядка честным жителям Парижа. И я не согласился бы выступать перед вами с защитой Кренкебиля, если бы видел в нём оскорбление старого солдата. Моего подзащитного обвиняют в том, что он сказал «Смерть коровам!» Смысл этой фразы не внушает сомнений. Перелистав «Словарь уличного жаргона», вы прочтете там: «Vachard – похожий на корову – лентяй, бездельник, который лениво разлегся, как корова, вместо того чтобы работать.
1 2 3 4 5 6 7 8