Пожалуй, здесь надо сказать, что почти все
время - вернее, года в год - все дети нашей семьи выступали в качестве
платных "гостей" в программе "Умный ребенок". Мы с Симором выступали
первыми - в 1927 году, когда ему было десять, а мне - восемь, и "вещали"
мы из гостиной старого отеля "Маррихилл". Мы все семеро, начиная с Симора
и кончая Фрэнни, выступали под псевдонимами. Может быть, это покажется в
высшей степени противоречивым: ведь мы как-никак дети эстрадных актеров,
людей ни в коей мере не пренебрегающих рекламой, но моя мать однажды
прочла в журнале статью о том, какой крест вынуждены нести маленькие
профессионалы, как они изолированы от обыкновенных детей, чье общество,
очевидно, весьма для них полезно, - и она с железной непоколебимостью
поставила на своем и ни разу, ни одного-единственного разу не отступила.
(Здесь совсем не место разбираться, нужно ли объявить вне закона всех или
большинство детей-"профессионалов", окружить их жалостью или без всяких
сантиментов просто изничтожить как нарушителей общественного спокойствия,
Замечу только что наш общий заработок в программе "Умный ребенок" дал
шестерым из нас возможность окончить колледж, да и седьмой учится на те же
средства.)
Наш старший брат Симор - а о нем главным образом здесь и пойдет речь
- служил капралом в войсках, которые тогда, в 19423 году, еще назывались
военновоздушные силы. Жил он на базе бомбардировщиков Б-17 в Калифорнии -
насколько мне известно, он исполнял обязанности ротного писаря. Добавлю
мимоходом, хотя это и важно, что из всех нас он меньше всего любил писать
письма. Кажется, за всю жизнь он мне не написал и пяти писем.
В то утро, двадцать второго, а может быть двадцать третьего мая (наша
семья никогда не ставила число на письмах), а мне положили в ноги на койку
военного госпиталя в Форт-Беннинге, письмо от моей сестры БуБу - в то
время мне стягивали диафрагму липким пластырем (это мероприятие медики
обычно проделывают над больными плевритом - по-видимому, для того, чтобы
они не рассыпались на кусочки от кашля). Когда прекратили это мучение, я
прочел письмо Бу-Бу, Оно сохранилось, и я привожу его дословно:
Милый Бадди!
Собираюсь в дорогу и страшно тороплюсь, поэтому пишу тебе кратко, но
внушительно. Адмирал Щипозад решил, что ему для победы над врагами
необходимо уехать к черту на рога в неизвестном направлении и взять с
собой свою секретаршу (если я буду вести себя хорошо). Я страшно
расстроена. Не говоря уже о Симоре, придется мерзнуть в палатках, выносить
глупые приставания наших доблестных бойцов и травить на самолете в эти
гнусные бумажные мешки. Но главное вот что: Симор женится - понимаешь, ж е
н и т с я! - так что, прошу тебя, отнесись к этому внимательно.Я приехать
не могу. Уезжаю неизвестно на сколько, от полутора до двух месяцев.
Невесту я видела. По-моему, она пустое место но хороша собой необычайно.
Конечно, я не знаю, такое ли она ничтожество, как мне показалось. Она и
двух слов не сказала в тот вечер. Сидит, улыбается, курит, так что, может
быть, я к ней несправедлива. Об их романе ничего не знаю, кажется, они
познакомились прошлой зимой, когда часть Симора была расквартирована в
Монмауте. Но мамаша и нее - дальше ехать некуда: ковыряется во всех
искусствах и дважды в неделю ходит к известному психоаналитику, ученику
Юнга; в тот вечер, когда мы познакомились, она два раза спросила меня,
подвергалась ли я психоанализу. Сказала, что ей хотелось бы, чтобы Симор
был больше похож на других людей. Но тут же заявила, что он всетаки ей
ужасно нравится и так далее и тому подобное и что она благоговейно слушала
его все годы, когда он выступал по радио. Вот все что я о них знаю, но
самое главное - тебе непременно надо быть на свадьбе. Я тебе никогда не
прощу, если не поедешь, честное слово! Маме и папе приехать с побережья
никак нельзя. Кроме всего, у Фрэнни корь. Кстати, слыхал ли ты ее по радио
на прошлой неделе? Она долго и красиво рассказывала, как она в четыре с
половиной года летала по своей квартире, когда никого не было дома.Новый
комментатор куда хуже Гранта, пожалуй, он даже хуже тогдашнего Салливена,
если только можно быть хуже. Он сказал, что ей, наверное, п р и с н и л о
с ь, как она летала. Но наша кроха с ангельским терпением стояла на своем.
Она сказала - нет, она з н а е т точно, что умеет летать, потому что,
когда она спускалась, пальцы у нее всегда были в пыли от электрических
лампочек. Ужасно хочу ее видеть. И тебя тоже. Во всяком случае, на свадьбу
ты должен попасть _н_е_п_р_е_м_е_н_н_о. Дезертируй, если надо, только
поезжай очень тебя прошу. Свадьба в три часа, четвертого июня. Очень
светская и современная, на квартире у ее бабушки, на Шестьдесят третьей
улице. Венчает их какой-то судья. Номера дома не помню, но это через два
дома от той квартиры, где Карл и Эми утопали в роскоши и богатстве. Уолту
дам телеграмму, но, кажется, его транспорт уже ушел. Пожалуйста, поезжай
туда, Бадди! Он похож на заморенного котенка, лицо восторженное, говорить
с ним немыслимо. Может быть, все обойдется, но я ненавижу сорок второй год
и, должно быть, буду из принципа ненавидеть до самой смерти. Целую тебя
крепко, увидимся, когда вернусь.
Бу-Бу"
Дня через три после получения письма меня выписали из госпиталя,
выдав, так сказать на поруки трем метрам липкого пластыря, обхватившего
мои ребра. Потом началась напряженнейшая недельная кампания - надо было
получить отпуск на свадьбу.
1 2 3 4 5