ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Хлюп!., моторчик тихонько работает… тарахтит бархатно… скользят неслышно… тошнотворно… так пока они до шлюза сходят и обратно, делишки там свои обделают… не меньше часа пройдет… Все выигрыш во времени! Крысы шелудивые, так и мерещатся они мне между берегом и рекой… я их всегда терпеть не мог… худшей сволочи не сыщешь ни на суше, ни на воде!.. Речные отбросы!.. Полиция, е-мое!.. Подлости безграничной!.. Я вам еще не все рассказываю!.. Сам от ярости закипаю, как вспомню… вспыхиваю и дымлюсь!.. Голову теряю!.. Невежливо получается!.. Извиняюсь!.. Прощения прошу!.. Я понимаю, так не принято!., не художественно… не разумно… Давайте за стол… Милости просим!.. Я вас угощу! в общем зале… На второй не поведу… Сядем внизу… Зал как зал… вытянутый прямоугольник… с перегородками… темный, липкий… зато печка горяча… в холодное время года это очень ценно… Хозяин, Проспер, сам за порядком следит… Не безрукий, чай… Ему вышибалы не требуются, как в салунах Майл-Энда… в той же «Доблести», скажем…
Как входишь, поначалу кашляешь из-за густого дыма… и потому что так заведено… Все в тумане до самой глубины зала… где окно на Темзу… частый переплет во всю стену… Чтоб чего увидеть, надо к нему вплотную прижаться… Просперо Джим за стойкой… На что косой, а всех видит… Мастер глазами стрелять… Меня недолюбливает… должно быть, завидует слегка…
– Канат! ты понимаешь? – говорит… – Канат – это все… Одним словом все сказано!..
При воспоминании о прежнем ремесле он аж сиял… выступал он в Бордингтоне, знаменитом цирке, гастролировавшем по всему миру, месяц в каждом городе, постоянный аншлаг, неизменный успех, цветы, сигары, женщины – бери, не хочу… Шутил он только насчет погоды и всегда одинаково. Когда снаружи лило, как из ведра, он не уставал повторять:
– Lovely weather, my Lord! Lovely smile! London sun! Какая приветливая погода, сударь! Улыбка природы! Лондонское солнце!
Так он из-за стойки каждого входящего приветствовал, мстил им как итальянец, за то, что его тут макаронником называли… картавил при этом страшно.
– Здесь, знаете ли, дождь бывает всего два лаза в год!.. Но всякий лаз по шесть месяцев!..
Он Реку знал как свои пять пальцев, людей, нравы, кто чем занимается, все – не выходя из кабака, от клиентов. Новеньких остерегался… не любил, когда кто бродит в округе… Человек он был не злой, климат его ожесточил… а так – делал деньги… Хотел вернуться к солнцу… В Калабрию к себе и с набитым кошельком! такая вот программа… Не всегда все шло гладко… Случались и осечки!..
– Ну, как? Густо? или пусто? – спрашивал он меня. Прощупывал, стало быть. Я понимал, на что он намекает. На передачу с корабля. Выложи я ему все разом, я бы сильно упал в его глазах… Мне подобало промычать: «О!.. О!..» – значительно и без лишних слов… это производит хорошее впечатление… начеку, так сказать… Болтливость наша нам уже ох как навредила… А вот если отвечу: «Хм! хм!» – он меня уважать станет… Садимся ближе к свету, за длинный стол возле окна… время тянется… посетителей клонит в дрему… Некоторые даже похрапывают… это от усталости, а еще от дыма и от крепкого смаривающего портера… По кружке на брата… Большинство чернорабочие… Ждут, стало быть, прилива, когда засвистит на пристани в Попларе, гам поднимется, загудит все, дрогнут краны… точно смерч по трюмам пронесется! Взметнется все! и осядет в железные ящики! и снова грохот, лязг, скрежет! все икает от натуги, пыхтит! У-уф!!.. У-уф!!.. У-уф!!.. Тужится подъемный кран, тянет-потянет всякую дрянь!., вверх! вниз!.. Пыль столбом, товар коромыслом! Но это еще впереди! Прилив – он часам к восьми зашелестит… Посетители немногословны… Больше дремлют от усталости… ждут… надо только поглядывать изредка, перспективу держать под контролем… ровную гладь вдалеке… где деревья… просвет на излучине… в стороне Гринвича, из-за Гильонз Рок, там входят суда, ведомые лоцманами, вливаются с приливом… курсом на северо-запад… сначала поменьше… визгливые… караваном… потом – махины, мастодонты – пакетботы, завывающие протяжно трехэховой сиреной… охрипшей, басовитой, болезненной… затем индийские… компании «Пининсьюле энд Орьентл»… Тут хоть уши затыкай!.. А до чего же величественные!., баре! Почтовые! Народ из харчевни прыскает вон! штурмует швартовы!
Пристает!.. Пивная вмиг пустеет!.. Клиентура устремляется к трапам!., кто куда!., к форштевню, планширам! Надо всеми царит старпом. «Пятьдесят на борт! Fifty!..» Голос эхом разносится… «Two extra.. Еще двое!..»
Валяй, рванина! с ветерком!.. У тросов – давка! Смертоубийство!..
Докеры карабкаются вверх.
На заду тяжелый винт взбивает воду!.. Блюм!!.. Блюм!!.. Блюм!!., добела! до кипения!..
С мостика… телеграф слышно: дринь! дринь! дринь!.. «Задний ход!..»
Эй, полегче! Вздрогнул всем корпусом!.. Подходит к причалу!., стонет!., ползет тихонько… громада эдакая… притирается… Попался!.. Уф! Все!.. Рыдает утробно… Уф! Уф! Вот и все! отпутешествовался!.. Тут и сказке конец… Горем нутро сдавило!.. Попался!.. Весь повсюду тросами опутан… Тоска накатывает, накрывает всего!., поглощает!.. Стоп!
* * *
Каскада мы застали дома в состоянии такого нервного возбуждения, что никто вокруг и пикнуть не решался. Ох, и задал он перцу всем своим, в особенности девицам. Их около него девять штук вертелось, и хорошенькие, и толстые, й щупленькие, а две так просто уродины, страхолюдины, Мартина и Лупа, я после их хорошо узнал, они у него больше всех зарабатывали, первенство держали по привлекательности, а ведь смотреть страшно. Вкусы мужчин уподоблю мусорной свалке, они в ней роются, отыскивают косых, кривобоких и находят в них кладезь любви, это их дело, не ваше, пусть себе, пока еще разберутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245
Как входишь, поначалу кашляешь из-за густого дыма… и потому что так заведено… Все в тумане до самой глубины зала… где окно на Темзу… частый переплет во всю стену… Чтоб чего увидеть, надо к нему вплотную прижаться… Просперо Джим за стойкой… На что косой, а всех видит… Мастер глазами стрелять… Меня недолюбливает… должно быть, завидует слегка…
– Канат! ты понимаешь? – говорит… – Канат – это все… Одним словом все сказано!..
При воспоминании о прежнем ремесле он аж сиял… выступал он в Бордингтоне, знаменитом цирке, гастролировавшем по всему миру, месяц в каждом городе, постоянный аншлаг, неизменный успех, цветы, сигары, женщины – бери, не хочу… Шутил он только насчет погоды и всегда одинаково. Когда снаружи лило, как из ведра, он не уставал повторять:
– Lovely weather, my Lord! Lovely smile! London sun! Какая приветливая погода, сударь! Улыбка природы! Лондонское солнце!
Так он из-за стойки каждого входящего приветствовал, мстил им как итальянец, за то, что его тут макаронником называли… картавил при этом страшно.
– Здесь, знаете ли, дождь бывает всего два лаза в год!.. Но всякий лаз по шесть месяцев!..
Он Реку знал как свои пять пальцев, людей, нравы, кто чем занимается, все – не выходя из кабака, от клиентов. Новеньких остерегался… не любил, когда кто бродит в округе… Человек он был не злой, климат его ожесточил… а так – делал деньги… Хотел вернуться к солнцу… В Калабрию к себе и с набитым кошельком! такая вот программа… Не всегда все шло гладко… Случались и осечки!..
– Ну, как? Густо? или пусто? – спрашивал он меня. Прощупывал, стало быть. Я понимал, на что он намекает. На передачу с корабля. Выложи я ему все разом, я бы сильно упал в его глазах… Мне подобало промычать: «О!.. О!..» – значительно и без лишних слов… это производит хорошее впечатление… начеку, так сказать… Болтливость наша нам уже ох как навредила… А вот если отвечу: «Хм! хм!» – он меня уважать станет… Садимся ближе к свету, за длинный стол возле окна… время тянется… посетителей клонит в дрему… Некоторые даже похрапывают… это от усталости, а еще от дыма и от крепкого смаривающего портера… По кружке на брата… Большинство чернорабочие… Ждут, стало быть, прилива, когда засвистит на пристани в Попларе, гам поднимется, загудит все, дрогнут краны… точно смерч по трюмам пронесется! Взметнется все! и осядет в железные ящики! и снова грохот, лязг, скрежет! все икает от натуги, пыхтит! У-уф!!.. У-уф!!.. У-уф!!.. Тужится подъемный кран, тянет-потянет всякую дрянь!., вверх! вниз!.. Пыль столбом, товар коромыслом! Но это еще впереди! Прилив – он часам к восьми зашелестит… Посетители немногословны… Больше дремлют от усталости… ждут… надо только поглядывать изредка, перспективу держать под контролем… ровную гладь вдалеке… где деревья… просвет на излучине… в стороне Гринвича, из-за Гильонз Рок, там входят суда, ведомые лоцманами, вливаются с приливом… курсом на северо-запад… сначала поменьше… визгливые… караваном… потом – махины, мастодонты – пакетботы, завывающие протяжно трехэховой сиреной… охрипшей, басовитой, болезненной… затем индийские… компании «Пининсьюле энд Орьентл»… Тут хоть уши затыкай!.. А до чего же величественные!., баре! Почтовые! Народ из харчевни прыскает вон! штурмует швартовы!
Пристает!.. Пивная вмиг пустеет!.. Клиентура устремляется к трапам!., кто куда!., к форштевню, планширам! Надо всеми царит старпом. «Пятьдесят на борт! Fifty!..» Голос эхом разносится… «Two extra.. Еще двое!..»
Валяй, рванина! с ветерком!.. У тросов – давка! Смертоубийство!..
Докеры карабкаются вверх.
На заду тяжелый винт взбивает воду!.. Блюм!!.. Блюм!!.. Блюм!!., добела! до кипения!..
С мостика… телеграф слышно: дринь! дринь! дринь!.. «Задний ход!..»
Эй, полегче! Вздрогнул всем корпусом!.. Подходит к причалу!., стонет!., ползет тихонько… громада эдакая… притирается… Попался!.. Уф! Все!.. Рыдает утробно… Уф! Уф! Вот и все! отпутешествовался!.. Тут и сказке конец… Горем нутро сдавило!.. Попался!.. Весь повсюду тросами опутан… Тоска накатывает, накрывает всего!., поглощает!.. Стоп!
* * *
Каскада мы застали дома в состоянии такого нервного возбуждения, что никто вокруг и пикнуть не решался. Ох, и задал он перцу всем своим, в особенности девицам. Их около него девять штук вертелось, и хорошенькие, и толстые, й щупленькие, а две так просто уродины, страхолюдины, Мартина и Лупа, я после их хорошо узнал, они у него больше всех зарабатывали, первенство держали по привлекательности, а ведь смотреть страшно. Вкусы мужчин уподоблю мусорной свалке, они в ней роются, отыскивают косых, кривобоких и находят в них кладезь любви, это их дело, не ваше, пусть себе, пока еще разберутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245