Лицо Олега прояснилось. Ему понравилась моя уловка, он принял игру и разрезал толпу, бережно, по-рыцарски прокладывая мне дорогу.
Я бы не остановилась у этого прилавка, если бы меня не прижали к нему. На глаза мне попался ворох дамских трусиков, бикини, но не купальных, а для повседневной носки. Невесомые, приятно облегающие, игриво и со вкусом разукрашенные цветами. И невероятно дешевые. Обычно я покупаю их по доллару за штуку. А тут их предлагали по три штуки за доллар. Ну, и как не взять дюжину? Ведь в Европе такой дешевизны нет.
Последние слова я произнесла вслух, Олегу. Глаза его недобро замерцали. Ироничная усмешка скривила губы.
— Конечно, деточка, — процедил он. — Зачем дюжину? Возьми сотню. Если денег не хватит, я заплачу. Зато мы покажем Европе. После каждого пистона будем надевать свежие трусики. Ста тебе не хватит. Возьми тысячу.
Когда он зол, в его английском языке особенно чувствуется железный русский акцент. То ли из-за этого, то ли сами слова, угрюмо произнесенные, привлекли внимание, несколько негров остановились, прижатые толпой к нам, и похотливое любопытство заиграло на их лицах.
Я забыла положить трусики на прилавок и держала одну пару, растянув ее на пальцах.
— Сучка! Блядь! — задыхаясь, как плевки, швырял мне в лицо Олег. Злоба ко мне, ненависть, таившаяся в нем до времени, потекла грязью через край. Вместе со словами он освобождался от этого гнетущего бремени, и я видела, ощущала, что он испытывает облегчение после каждого выплюнутого в меня оскорбления.
— Почему ты так бестактна? Примитивна, как амеба? Почему вы все в этой стране такие лошади? При мне… а ты знаешь, что ты мне… небезразлична… выбираешь, смакуя, белье, в котором ты будешь щеголять перед другими. Почему я должен смотреть на трусики, которые скоро с тебя будут стаскивать нетерпеливыми пальцами ебари в Европе?
Негры заржали, взвыли от удовольствия. Один снял с моих пальцев трусики и высоко поднял над головой. Я стояла в центре хохочущих рож. Смеялись надо мной, как над уличной потаскухой, избитой покровителем, которому она не угодила.
Я все простила Олегу. Только он из всех, кого я знала, мог так поступить.
— Молчать! — не крикнул, а по-офицерски повелительно приказал он, и его серые глаза стали белеть от гнева. От него хлынула такая волна силы и превосходства, что хохот оборвался, как по команде, и потные лица застыли в нелепых гримасах, в каких их заморозил окрик Олега.
Он взял у негра трусики, и тот безропотно отдал их. Медленно, аккуратно сложил их вдвое и вернул грудастой пуэрториканке за прилавком.
— Извините за беспокойство, — учтиво и очень спокойно сказал он ей и даже улыбнулся. — Мы придем в другой раз.
Он взял меня под руку. Негры беззвучно расступились, и мы пошли. У меня горела спина. Меня жгли злорадные взгляды, но ни одного смешка я не услышала за собой.
Я прижалась к его руке. Его кисть лежала на моей груди, и я, как собачонка, стала заискивающе, словно прося прощения, тереться об нее щекой. Боже мой! Как уютно, как безопасно я себя чувствую за его спиной. За этим очень больным и нервным, как сухой порох, человеком. Ему прощаю все. Даже эту безобразную сцену, которая только доставила удовольствие толпе. И при этом мне мучительно хотелось впиться зубами в эту руку, прокусить ее до кости. Чтоб понял, что со мной нельзя так обходиться. Что я никому не позволяла этого. И впредь не позволю.
Итальянский квартал в Манхэттене напоминал Италию. Примерно в той же мере, как фильмы похожи на жизнь. Италию я знала лишь по итальянским фильмам, и там, как и здесь, стояли на углах улиц в сонном безделье молодые, здоровенные парни, полуодетые, с татуировкой на выпуклых мускулах и глазели на прохожих, по большей части туристов, любящих заглядывать в этот достопримечательный уголок Нью-Йорка, где ресторанные столики вынесены на тротуар, жирные женщины и кучи детей перекрикиваются из окон через улицу по-английски, но на средиземноморский манер. Здесь самое безопасное место в Нью-Йорке. Покой обитателей «Малой Италии» и ее гостей охраняет не полиция, а местная мафия. Возможно, эти вот парни с татуировкой на бицепсах. Здесь тебя никто не тронет. Абсолютная гарантия.
Мы присели к мраморному столику на тротуаре. Столик стоял в тени, но официант в белом колпаке и переднике, одетый словно повар, расправил над нами многоцветный, как купол парашюта, зонт.
Остальные мраморные столики стояли пустыми. Мы были единственными клиентами, и пока рассматривали меню, к скучающему в ожидании заказа официанту присоединился сам хозяин ресторана, немолодой, но по-спортивному подтянутый, с очень мужским, даже свирепым лицом. Перебитый, чуть сплющенный нос придавал еще большую сексуальность его ястребиному лицу. Такими бывают итальянские бандиты в фильмах.
Олегов барометр снова пополз к нулю. Принимая заказ, хозяин разговаривал только со мной, изредка бросая на Олега полупрезрительный взгляд. Сработало сексуальное магнитное поле, которое я создаю вокруг себя помимо своей воли. И этот видавший жизнь итальянец, самоуверенный и жестокий самец, попал в мое поле и завибрировал. Распушил перья, как говорит Олег, роет копытом землю.
Он пожирал меня своими стр-р-растными очами. Томно заломил брови, и тонкие, не знающие пощады губы заняли атакующую позицию, перед которой, по его опыту, дамы устоять не могли.
Мне хотелось рассмеяться ему в лицо, но меня опередил Олег.
— Приняли заказ? — выразительно глянул он на итальянца. — Потрудитесь выполнить его. Счастливо!
Итальянец с трудом погасил вспышку гнева и удалился, весь натянутый, как пружина, и даже его прямая мускулистая спина под красным пиджаком выражала презрение к Олегу, а заодно, возможно, и ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140