Офицер полиции. Присаживайтесь, господа. Мы ее сейчас позовем.
Представитель министерства. Спасибо, мы постоим.
Отец Джейн. Еще раз напоминаю. Ваша актриса гостит в моем доме, и я настаиваю на том, чтобы никаких недозволенных элементарным этикетом приемов в разговоре с ней не было допущено. Обещаете мне?
Представитель министерства. О чем речь? Мы тут все — люди интеллигентные… Я, например, представляю Министерство культуры СССР. Нам ведь важно что узнать: добровольно ли, без насилия над ее волей, наша актриса совершила такой поступок? И не раскаивается ли? Ведь еще не поздно закончить все дело миром, забыть, как будто ничего и не было… и завтра продолжить съемки фильма, выхода на экран которого с таким нетерпением ожидают кинозрители обеих стран, вашей и нашей.
Мать Джейн. Тогда вы вернете нам ребенка?
Представитель министерства. Какого ребенка? Простите, мадам, я из газет узнал о вашем несчастье и могу вам лишь посочувствовать. Это нелепое и досадное совпадение. Мы, советские люди, к этому событию не имеем ровным счетом никакого отношения. Похищение детей — это стиль заокеанский, гангстерский, русский советский человек до такой мерзости не опустится.
Мать Джейн. . Но все же не лишайте нас надежды. Я умоляю вас.
Работник посольства. Мы скорбим вместе с вами и уповаем на благополучный исход.
Представитель министерства. У меня просьба. Нельзя ли нас оставить с Лидией наедине? Нам предстоит деликатный разговор, и в данном случае интим может способствовать успеху.
Отец Джейн. Я категорически возражаю. Какой же это интим? Она — одна, а вас — вон сколько?
Представитель министерства. Видите ли, у меня к ней поручение весьма дипломатичного свойства. Я принес ей письмо от родителей… собственноручно написанное ее родной… убитой горем матерью.
Отец Джейн. Так быстро? За одни сутки из глубокой провинции в России письмо достигло Лондона? Мы получали почту из Москвы от дочери в лучшем случае через неделю. Какие-то почтовые чудеса.
Представитель министерства. Бывает. Мы живем в век чудес.
Офицер полиции. Итак, весь разговор состоится в нашем присутствии, но абсолютно без нашего вмешательства.
В гостиную входит Лидия в сопровождении полицейского агента в штатском. Она напряжена, от волнения кусает губы. Полицейские подвигают ей кресло, и она садится. Лицом к лицу с советскими парламентерами. Тогда, по знаку представителя Министерства культуры, усаживаются в кресла, услужливо подвинутые полицейскими, и советские дипломаты.
Представитель министерства. Ну, с чего начнем? Как не стыдно, Лида? Столько хлопот нам причинила.
Лидия. Где ребенок?
Представитель министерства. Опять— двадцать пять! Я уже объяснил господам… Знать не знаем, ведать не ведаем… Как и все… из газет узнали.
Лидия. Врете! Их можете водить за нос, но не меня.
Представитель министерства. Лидочка, милая. Что за тон? Посторонних бы постыдились.
Лидия. Здесь нет посторонних. За исключением, пожалуй, вас.
Представитель министерства. Ну, если с самого начала разговор принимает такой оборот, то нам и толковать не о чем.
Лидия. Почему же? Есть о чем!
Представитель министерства. Ну, это уже другой разговор… Конструктивный. О чем?
Лидия. Верните ребенка. Лишь тогда я соглашусь… на беседу с вами. Пощадите несчастную мать, ее стариков-родителей.
Представитель министерства. Уж вам не пристало повторять это провокационное… я бы сказал, гнусное обвинение в адрес вашей же страны. Повторяю: мы к похищению ребенка не имеем никакого отношения. А что касается вашего чувства сострадания к несчастной матери и ее родителям, то не худо бы проявить подобное чувство к своей собственной матери, которая уже выплакала свои глаза. У меня с собой письмо от них.
Лидия. Дайте письмо!
Представитель министерства. Дам. Для этого и прибыл сюда. Но я хочу, чтоб письмо вы прочитали не при всей публике. А наедине.
Лидия. Очень хорошо. Согласна.
Представитель министерства. И в моем присутствии.
Лидия беспомощно оглянулась на полицейских.
Офицер полиции. В вашей воле решать, а мы уж позаботимся о вашей безопасности.
Лидия. Я согласна. Где буду читать письмо? Здесь?
Представитель министерства. А это уж как хотите. Можем здесь. Но зачем столько людей утруждать… чтоб освободили помещение. Лучше уж мы с вами уединимся в любой комнате. Дом, я гляжу, вместительный. И нам интимный уголок отыщется. Разговор нам предстоит серьезный.
Отец Джейн. Ноя бы желал убедиться, что этот господин безоружен.
Представитель министерства. Можете обыскать.
Офицер полиции. Если позволите.
Полицейский, ловко и привычно, обеими руками быстро ощупывает его сверху донизу.
Представитель министерства (пока его обыскивают). Это, конечно, нарушение всех норм… но ради такого дела… Чего не простишь. С таким, господа, недоверием… трудно, ой как трудно установить взаимопонимание между нашими странами. А ведь вы, если не ошибаюсь, сторонники дружбы между народами.
Он протягивает Лидии письмо, и она нетерпеливо разрывает конверт.
Представитель министерства. Пройдемте, Лидочка. Спокойно почитаем… и обсудим. Без чужих глаз.
Полицейский открыл перед ними дверь в соседнюю комнату и, когда они прошли туда, притворил дверь и застыл за ней, как часовой на посту.
Отец Джейн. Вы меня простите, но мне это абсолютно не нравится. Такую хрупкую женщину оставить наедине…
Советский дипломат. Ваши опасения напрасны и… я бы сказал, оскорбительны для нас.
Офицер полиции. Все предусмотрено, господа. У окон комнаты, где уединились наши гости, выставлен полицейский пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30