Я знал, что она собой представляет. Но надеялся, что мне удастся изменить ее. Я считал, что та правда, которая видна в ее работах, рано или поздно проявится и в ней самой. Но я оказался неправ. Совершенно неправ.
– В каком смысле, Сэм?
Он взглянул на меня.
– Я любил ее, – просто сказал он. Затем мрачно усмехнулся. – Но теперь эта любовь ушла. И кроме несколько картин на стенах и пары скульптур, от нее ничего не осталось. И все же кое-что ты приобретаешь. Как бы плоха она сейчас не была, у тебя всегда будет возможность сказать себе, что все же она была.
Я понял, что он имел в виду. Я поднялся.
– Ты был более, чем любезен, Сэм.
Он тоже встал.
– Я хотел бы хоть чем-то помочь Дани.
– Я уверен, что она была бы очень рада, Сэм.
Он протянул руку.
– Передай ей, что я ее люблю.
– Обязательно, Сэм, – сказал я. – Спасибо.
После прохлады и полумрака, что царили в галерее, солнечный свет резанул мне глаза, когда я вышел на Пост-стрит, забитую народом. По телу сразу же потекли струйки пота, и я нырнул в прохладу ближайшего бара, где заказал бутылку пива. Пара туристов, вошедших вместе со мной, тоже заказали пива.
– Иисусе, ну и жара, – сказал один из них.
– Еще бы, человече, – откликнулся другой, поднося ко рту бокал, увенчанный пеной. – Но подумай, как жарятся ребята, что торчат на том камне посреди залива. Ручаюсь, что в такой жаркий день они бы отдали все, что угодно, за бутылку пива.
Посмотрев на них, я подумал о камне, который они имели в виду. Алькатрац. Были и другие одинокие скалы. И на одной из них была моя дочь. Совсем еще ребенок.
Я попытался представить себе, как она спасается от жары в такой палящий полдень. Подумал, удалось ли мисс Спейзер что-либо выяснить относительно нее. То, что я, скорее всего, никогда не узнаю. И никто не узнает.
5
Мариан Спейзер узнала эти туфли еще до того, как подошедший подал голос. Они были так отполированы, что можно смотреться в них, как в зеркало, но она знала, если их владелец приподнимет ногу, подошва слегка отстанет, являя миру белые носки. Оторвавшись от записей, раскиданных по столу, она подняла голову.
– Ага! Никак тихая добрая Мариан решила сыграть шуточку с Робин Гудом, в столь жаркий день скрывшись в спасительной тени Шервудского леса?
Она хмыкнула.
– Садись, Ред, пока ты не пролил кофе на мои бумаги. Хорошо, что я знаю тебя вдоль и поперек. Даже ноттингемский шериф не понял бы ни слова на том английском, которым ты пользуешься.
Он стоял над ней, ухмыляясь во весь рот, его голубые глаза были прищурены, а рыжие волосы торчали во все стороны. В обеих руках он держал по чашке с кофе.
– Похоже, ты готова сделать передышку, – сказал он, ставя перед ней одну из них.
– Спасибо.
Он огляделся. Кафе было почти пустым.
– Им надо тут что-то решительно менять, а то они вылетят в трубу, торгуя только кофе.
За одним из столов в компании девочки и ее матери сидела другая инспектор по надзору. Девочке было около пятнадцати лет; у нее было мрачное лицо и явные признаки беременности. Мать что-то безостановочно говорила инспектору, которая только терпеливо кивала головой.
Мариан представляла, в чем женщина старалась убедить инспектора. Она сама уже не раз слышала подобные речи.
– Я ничего не знала… я даже не подозревала… Моя дочь… это все те ребята, которые…
Каждый раз было одно и то же. Дети попадают в беду, и только тогда родители неизменно спохватываются. Конечно, они никогда ничего не видят. Они, как правило, вечно страшно заняты. Некоторые из них в самом деле работают дни напролет. Другие – нет, но и в том и в другом случае кончается одним и тем же – Молодежным судом.
– Где ты болтался весь день? – спросила она, собирая бумаги в аккуратную стопку.
Ред шумно отхлебнул кофе.
– А где же я мог быть, по твоему мнению? Носился в поисках этой паршивой маленькой шестерки.
Мариан знала, кого он имеет в виду – шестнадцатилетнего мальчишки, родители которого отдали его в военное училище в надежде, что там сделают из него мужчину, после того, как шесть месяцев назад он попал в сети полицейской облавы. Четыре дня назад они получили сообщение, что мальчишка сбежал из училища.
– Нашел его?
– Нашел. Там, где он и должен был быть. В сортире шикарного бара на Норт-Бич.
– Не понимаю, почему тебе потребовалось на это четыре дня.
– Ты хоть представляешь, сколько там подобных заведений? – возмутился он. Увидев ее улыбку, он снова опустился на стул. – Тебе надо было посмотреть, в каком виде я нашел мальчишку. На нем еще была школьная форма. Казалось, он спал в ней, не снимая, все четыре дня. Увидев меня, он закатил истерику. Стал орать, лягаться и царапаться. Мне пришлось вызывать по рации машину, чтобы доставить его на место. – Он весело улыбнулся. – И тем не менее, день у меня прошел неплохо. Мне пришлось объясняться не менее пяти раз и один раз с женщиной. Тут я достиг полного успеха. Она, должно быть, решила, что я настоящий педик.
– Ты сообщил его родителям? Ред кивнул.
– Они будут завтра. – Он пожал плечами. – Такова жизнь. Мальчики становятся девочками.
– Бедный парень. – Это было одно из тех дел, которые не нравились никому из них. Они чувствовали, что их вмешательство совершенно бесполезно. По сути, они не могли предложить ничего конструктивного. Единственное, что они могли сделать, – направить ребенка к психиатру. Но случалось, что и те были бессильны.
– Ты трудолюбивая маленькая пчелка. Чем ты сейчас занята? Делом Хайден?
– Фамилия девочки Кэри.
– Я знаю. Но все газеты называют эту историю делом Хайден. Из-за матери, которая в этом городе считается большой шишкой. – Он опять с шумом отхлебнул кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107