Я немного подумала — и сдалась.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы добраться до меня?
— Одна минута, — ответил он, не задумываясь. И пояснил:
— Я в конторе мотеля, в двух шагах от тебя.
И действительно, он постучал в дверь даже раньше, чем я положила трубку.
— Входи! — крикнула я, все еще не решив для себя, правильно ли поступаю.
Он прошел за мной в комнату. Я указала на полупустую бутылку шотландского, оставленную Чэдом.
— Может быть, ты хочешь выпить?
— С удовольствием.
— Пожалуйста.
Я неторопливо достала из морозильника лед, взяла несколько кубиков, бросила в стакан, щедро налила виски и протянула ему. Он выглядел усталым, осунувшимся. Но после того как сделал хороший глоток, на щеках его стал проступать слабый румянец. Я предложила ему сесть на кушетку, а сама уселась в кресле напротив.
— Я совершенно не понимаю, что на меня накатило, — сказал он задумчиво. — Обычно я веду себя совсем иначе.
Я не ответила.
— Я хочу принести извинения.
— Не надо. Во всем происшедшем столько же моей вины, сколько и твоей. Просто я не знала правил игры.
— То, что происходит с нами, — никакая не игра! — запротестовал он.
— Я действительно увлекся тобой. Всерьез!
На это я ничего не могла ответить, Он подождал и сделал еще один большой глоток.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты улетела завтра обратно. Я хочу, чтобы ты вернулась со мной в дом над морем. Чтобы мы начали все с самого начала, снова... На этот раз все будет хорошо, я тебе обещаю.
— Нет, Джон, думаю, что возвращение невозможно. Просто второй раз все это не сработает, — сказала я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно мягче. — Теперь я знаю.
Он заговорил, и в его голосе звучали и настойчивость, и мольба, и искренность.
— Нет, сработает! Я тоже знаю, что все будет хорошо. Вспомни, как прекрасно было все в ту ночь! И все может повториться, если только ты согласишься сделать попытку... Дать мне хоть маленький шанс...
Я смотрела на него и думала: как это удивительно, что он не понимает, ничего не понимает. Все, о чем он вспоминает, о чем говорит, — то, что ему было хорошо, только то, что чувствовал он. И каким-то странным образом у него из памяти выветрилось, стерлось все, что произошло после той ночи.
Но я-то помнила!
Все, что произошло с нами, что встало между нами, теперь возникало перед моими глазами каждый раз, когда я умолкала и глядела на него.
Возникало и коренным образом меняло мое отношение и к нему, и к тому, что было. Но в то же время, видя его сидящего передо мной таким униженным — хотя до конца он этого не понимал, таким жалким, я подумала, что бессмысленно ему что-нибудь говорить, что-либо объяснять, пытаться открыть ему правду, потому что все, что я могла бы ему сказать, только углубит его унижение. И потому я солгала.
— Мне совершенно необходимо вернуться. Фэннон и Гай нашли для меня интересную работу, и она начинается прямо на днях. Они сообщили мне, что надеются добиться, чтобы работа над пьесой началась на месяц раньше того срока, который предполагался раньше.
Он глубоко вздохнул, и я увидела, как напряжение постепенно отпускает его, лицо разглаживается. Мой ответ, точнее, мой отказ в такой форме был именно тем, что ему, как деловому человеку, было понятно и с чем он не мог не считаться. Дело, а не личные приязни и неприязни.
— Скажи, тебе тоже было хорошо со мной? — спросил он.
Я поднялась на ноги.
— Изумительно!
Он поднялся вслед за мной с кушетки и потянулся, чтобы обнять меня.
Я остановила его руки.
— Нет, Джон.
Он посмотрел на меня с откровенным непониманием и недоумением.
— Я совершенно вымоталась. Пустышка, — сказала я. — И в эту ночь я не принесла бы тебе никакой радости. — Мне вспомнился кошмарный сон, приснившийся мне предыдущей ночью. — Мне пришлось столько носиться взад и вперед по стране, что я чувствую себя каким-то футбольным мячом.
Он ничего не сказал в ответ и продолжал смотреть на меня голодными глазами.
— Ты понял, что я сказала? — спросила я с ноткой раздражения в голосе. — Я не машина. Я человек. Не говоря уже о том, что мне просто необходим сон.
Наконец он кивнул, соглашаясь.
— Прости, я все время забываю. Женщины адаптируются к перемене часовых поясов гораздо хуже, чем мужчины.
Я посмотрела не него с изумлением. — Господи, да о чем он? В его словах не было совершенно никакого смысла-А я в этот момент смертельно хотела только одного: завалиться спать и — ничего больше.
— Так что я оставляю тебя, чтобы ты могла хоть немного отдохнуть, — сказал он великодушно — Боже мой! — и поцеловал меня.
Я ничего не почувствовала, но он, как мне показалось, даже не уловил этого.
— Мы созвонимся, — сказал он.
— Угу...
— Я рад, что мы смогли поговорить и все выяснить, — сказал он, улыбаясь.
— Угу...
— Позвони мне сразу же, как только сможешь. Он поцеловал меня еще раз, и, наконец, я смогла закрыть дверь за ним. Вернулась в комнату.
Заметила бутылку шотландского. Взяла ее и бросила в мусорную корзину.
Прошла в спальню, разделась, скользнула между прохладными простынями и закрыла глаза.
Последняя мысль, которую я помню перед тем, как провалиться в бездонный сон, была: «Какое же дерьмо мужчины!»
Глава 16
Снег все еще падал, когда мы вышли из темного театра. Макс, маленький, толстенький заведующий труппой, подбежал к нам, заметив, что мы выходим из вестибюля.
— Мистер Фэннон взял машину и поехал в отель. Ему нужно сделать несколько важных звонков. Он сказал, что сразу же пришлет машину за вами.
Я посмотрела на Гая.
— Не возражаешь пройтись пешком?
— Снегу навалило нам до задницы, — буркнул он.
— Какого черта!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150