— А ты вспомни, что она успела сделать за эти шесть месяцев. Не прошло и месяца, как она у нас появилась, а она уже получила работу ночного оператора в службе телефонной справочной. И благодаря этому смогла днем и писать, и даже посещать врача-психоаналитика. Написала два огромных киносценария, из которых один уже куплен «Юниверсалом». И теперь она практически закончила работу над романом и устроила его судьбу. Нет, папа, ты обязан отдать ей должное.
— Я и не собираюсь умалять ее достоинств. Я только не хотел" бы, чтобы она так расходовала себя.
— Да она в отличном состоянии. Она совершенно не похожа на ту женщину, что приехала .к нам. Это прекрасная — как внешне, так и внутренне — очаровательная, талантливая женщина!
— Она тебе действительно нравится?
Дочь кивнула.
— Я рад. В глубине души я беспокоился, как ты будешь чувствовать себя под одной крышей с ней, как отнесешься к незнакомому тебе человеку, да еще с такой сложной, непростой судьбой и не очень-то тогда здоровой.
— Должна признаться, что на первых порах я ревновала. Но потом поняла, как сильно она в нас нуждается. Она была словно дитя малое. И ей особенно необходимо и важно было наше одобрение. А потом она начала — тоже как дитя — расти у меня на глазах. Я наблюдала с интересом и любопытством, как из нее растет Женщина. Это просто захватило меня. Что-то вроде того, как распускается бутон в фильмах с замедленной съемкой — весь процесс на экране занимает считанные секунды. Она удивительный человек и совершенно особенная женщина. И ты, папа, — удивительный человек и совершенно особенный мужчина. Потому что увидел все это в ней, когда она была ничем и никем.
— Пожалуй, я бы что-нибудь выпил.
— Сейчас приготовлю и принесу.
Через минуту она вернулась, неся виски со льдом.
— Это помогает, — сказала ояа многозначительно.
— Угу.
— День был трудным?
— Как обычно. Скорее очень долгим. Она наблюдала, как он устраивается в своем любимом кресле.
— Ты знаешь, конечно, что скоро она собирается уезжать? Знаешь, папа? — спросила она осторожно.
Он молча кивнул.
— Ты сделал то, что и собирался сделать — вернул ей ее самое. Теперь она обрела силу. Научилась ходить. И хочет летать. Ты можешь поддерживать дитя, когда оно учится ходить. Но летать она должна учиться сама, без посторонней помощи. Тебе придется привыкнуть к этой мысли, папа. Тем более, что когда-нибудь и я захочу полететь.
— Я знаю, — сказал он, в голас его предательски дрогнул.
— Ты любишь ее, правда? Скажи, папа.
— Думаю, что да.
— Как странно. Я поняла это в тот момент, когда ты сказал мне, что летишь в Нью-Йорк повидать ее. Ты знаешь, она тоже любит тебя, но только совсем по-другому.
— Знаю.
— Прости, папа, — в уголках ее глаз появились слезы. — Не уверена, поможет ли тебе то, что я сейчас скажу, но есть нечто такое, что ты должен понять.
Джери-Ли совсем не такая, как.все мы. Она особенная и стоит как бы особняком, отдельно. Она никогда не сможет любить так, как обычно любим мы. Ее глаза обращены к другой звезде. Поэтому любит она то, что внутри нее самой, в то время как у нас то, что мы любим, всегда находится вне нас, в другом человеке... Я говорю путано, но я чувствую это, — она опустилась перед ним на колени.
Он обнял ее и прижался губами к ее щеке.
— Когда ты успела так вырасти и стать такой умной, доченька? — прошептал он.
— Нет, папа, это не потому что я умная. Наверно, я знаю это просто потому, что я женщина.
Солнце проникало сквозь бамбуковые занавеси на окнах и утепляло своим светом красные, желтые и коричневые тона, в которые были выкрашены стены кабинета.
В удобных, комфортабельных креслах друг против друга сидели две женщины. У окна, между ними, стоял маленький треугольный стол.
На подлокотнике кресла, в котором сидела врач-психоаналитик, было устроено приспособление для письма, напоминающее такие же на ученических скамьях.
— Волнуетесь? — спросила доктор Мартинец.
— Да. Очень. Но также и боюсь.
Доктор промолчала.
— Последний раз, когда я ездила на Восточное побережье, я чуть не сорвалась, — пояснила Джери-Ли.
— Тогда были другие обстоятельства.
— Да, я понимаю... но... А я сама? Изменилась ли, стала ли другой по сравнению с тем, какой была в тот раз?
— И да и нет. Вам следует всегда помнить, что тогда вы жили совершенно под иным грузом забот, на вас оказывало давление нечто другое.
Теперь этого груза нет, он просто не существует. И именно в этом смысле вы иная, вы изменились.
— Но я по-прежнему я.
— Сегодня вы стали больше сами собой, чем были тогда. И это хорошо.
По мере того как вы учитесь принимать себя такой, вы становитесь все сильнее и сильнее.
— Я звонила матери. Она предложила мне приехать и жить с ней то время, пока я буду работать над книгой. Она хочет, чтобы я познакомилась с ее новым мужем. Я еще не встречалась с ним.
— И как вы относитесь к этому приглашению? Вам хочется принять его?
— Вы знаете, как я отношусь к своей матери. В маленьких дозах она вполне ничего. Но через некоторое время мы с ней становимся как кошка с собакой.
— И вы опасаетесь, что так произойдет и на этот раз?
— Не знаю... Обычно она вполне нормально ведет себя, если я не ставлю ее перед очередной проблемой. И конечно, это, как правило, мои проблемы.
— Вполне возможно, что вы обе стали за это время более взрослыми, умудренными. Может быть, и она чему-то научилась, так же как научились вы.
— Значит, вы считаете, что мне следует пожить у нее?
— Я считаю, что вам следует подумать над этим. Я полагаю, что примирение с ней может стать очень важным моментом в вашем примирении с самой собой.
— Хорошо, я подумаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150