Я не хотела, чтобы ты об этом узнал.
И доктор обещал никому ничего не говорить.
— Ты забыла предупредить его, что и мне тоже ничего говорить не следует. Я никак не мог взять в толк, о чем идет речь, когда, встретившись со мной в клубе, он стал поздравлять меня.
— Так или иначе, я завтра уезжаю. Разводом займешься сам. Я подпишу любые бумаги. Мне ничего не нужно.
— Нет!
Салли изумленно уставилась на него.
— Никуда ты не поедешь.
— Но…
— Ты останешься и родишь ребенка. Как будто ничего и не случилось.
Салли предпочла промолчать.
— Скандал может повредить компании. Мы сейчас пытаемся получить в банке пятьдесят миллионов для подготовки производства модели 1930 года. Ты думаешь, кто-нибудь ссудит нам такие деньги, если эта история выплывет наружу? Все банки отвернутся от нас, будь уверена. А отец убьет меня, если своими действиями я лишу компанию столь важного займа.
Потом они долго сидели в тишине. Салли докурила одну сигарету, взяла вторую.
— Почему ты ничего не делала? — наконец спросил он. — Почему так долго тянула?
— Когда я узнала, что беременна, было уже поздно.
Ни один доктор не взялся бы за это. После рождения ребенка у меня сбился цикл.
— Ты не собираешься сказать мне, кто отец?
Она покачала головой.
— Нет.
— И не надо, — он усмехнулся. — Я и так знаю.
Салли молчала.
— Это он.
Лорен не назвал отца по имени, но Салли и так все поняла.
— Ты сошел с ума? — ей оставалось лишь надеяться, что голос ее не дрожит, как рука, державшая сигарету.
— Я не так глуп, как ты думаешь, — внезапно на его лице отразилось женское коварство. — Он провел здесь ночь и на следующее утро решил уехать в Европу, на месяц раньше, чем намечал.
Салли выдавила из себя смешок.
— Это ничего не значит.
— А что ты скажешь насчет этого! — он выбрался из постели, подошел к комоду, где лежали его носки и белье, выдвинул нижний ящик, что-то достал и направился к ней. Разжал руку, и на пол упала простыня.
— Узнаешь?
Она покачала головой.
— А могла бы. В ту ночь этой простыней была застелена моя кровать. В ночь, которую он провел здесь. Ты знаешь, что это за желтоватые пятна?
Салли молчала.
— Такие пятна оставляет сперма. Это знает любой подросток. И он, я думаю, не из тех, у кого бывают поллюции.
— Все равно это ничего не доказывает, — выдохнула Салли.
— А вот это?
И он швырнул ей на колени то, что держал в другой руке. Бюстгальтер для кормящих, который она носила в ту ночь. Разорванный на части. Она даже не вспомнила о нем.
— Где ты его взял?
— В ящике для грязного белья в моей спальне. Я бросил туда рубашку с запонками, и когда полез за ними, наткнулся на скомканную простыню, из которой вывалился бюстгальтер.
Салли вновь промолчала.
— Он изнасиловал тебя, не так ли? — фраза эта прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос.
Она не ответила.
— Мерзкий, психически больной старик! — он выругался. — Не понимаю, как моя мать могла терпеть его все эти годы. Его давно следовало отправить в закрытую клинику. Такое он проделывает не в первый раз. Он сорвал с тебя одежду, не так ли?
Она посмотрела на бюстгальтер, что держала в руке.
— Да, — едва слышно слетело с ее губ.
— Так почему ты ничего не сделала? Почему не закричала?
Она глубоко вздохнула, подняла голову. На этот раз голос ее звучал спокойно и уверенно.
— Потому что хотела, чтобы он это сделал.
Плечи его разом поникли, он как-то ссохся, словно постарел лет на двадцать. Лицо посерело, он плюхнулся на кровать.
— Он ненавидел меня, — Младший говорил словно сам с собой. — Всегда ненавидел. С самого моего рождения. Потому что я прошел между ним и мамой. Даже когда я был ребенком, он все отбирал у меня. Однажды у меня была кукла. Он взял ее, дав взамен игрушечный автомобиль. А когда я не стал им играть, забрал и его.
Он вытянулся на кровати, уткнулся лицом в подушку и вновь заплакал. У Салли разболелась голова. Она тяжело поднялась и направилась к двери.
— Салли!
Она повернулась, посмотрела на него. Он уже сидел, слезы текли по щекам.
— Ты не позволишь ему забрать у меня и тебя?
Она не ответила.
— Мы забудем о том, что произошло. Я никогда ничем тебя не попрекну.
Он сполз с кровати, упал на колени, обхватил руками ее ноги, уткнулся головой в бедра.
— Пожалуйста, Салли, — молил он, — не оставляй меня. Я этого не переживу.
Она положила руку ему на голову. На мгновение ей показалось, что и он ее ребенок. А может, так и следовало с ним обращаться.
— Иди в постель. Младший. Я не покину тебя, — она повернулась, переступила порог и закрыла за собой дверь.
А потом пришел день, названный Черной Пятницей в экономической истории мира, когда нью-йоркская биржа рухнула с небес, ввергнув нацию и весь мир в глубочайшую, невиданную ранее депрессию.
Четыре месяца спустя, в середине января 1930 года, в дверь отеля «Георг V» в Париже, где остановился Лорен, позвонили.
— Роксана, — крикнул он из ванной. — Посмотри, кто там.
Пару минут спустя она появилась на пороге.
— Тебе телеграмма из Америки.
— Распечатай и прочти ее. У меня мокрые руки.
Она разорвала светло-синий конверт. Прочла бесстрастным голосом, с некоторым усилием разбирая английские слова:
«Лорену Хардеману отель „Георг V“
Париж, Франция.
Распорядился остановить производство «лорена-2» по требованию банка для снижения потерь и вследствие значительного уменьшения числа продаж точка принимаются и другие меры экономического характера точка о принятых решениях буду сообщать дополнительно точка также извещаю, что моя жена родила девочку Энн Элизабет вчера утром в восемь часов точка Лорен Хардеман II».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106