— он глубоко вздохнул. — Я не представляю себе, как это письмо попало к Анджело, но со дня смерти отца я хранил его в домашнем сейфе. Чтобы никто не прознал, как ты довел собственного сына до самоубийства.
И тут Лорен Третий заплакал.
— О боже, если бы кто знал, как я ненавидел тебя за это! И ненависть моя возрастала каждый раз, когда перед моим мысленным взором возникал отец, лежащий на полу в библиотеке со снесенной выстрелом головой. Но тем не менее до конца я поверить в это не мог. Я помнил, как ты играл с нами маленькими. Но когда началась возня с «бетси», все вернулось. Ты обращался со мной так же, как когда-то с отцом. Но я принял решение. Со мной тебе не удастся то, что ты сделал с ним. Скорее я уничтожу тебя! — и он закрыл лицо руками.
— И ты абсолютно уверен, что твой отец застрелился из-за меня? — ровным голосом полюбопытствовал Номер Один.
Лорен Третий уже совладал с нервами. Посмотрел на деда.
— Конечно, уверен. Я знаю, как он кончил. А в письме есть все, кроме имени. И я вижу, как ты ведешь себя по отношению ко мне.
— А у тебя не возникало мысли, что твой отец имел в виду другого человека? — продолжил Номер Один.
— Так он мог писать только о тебе! — отрезал Лорен Третий.
Номер Один взглянул на миссис Скотт.
— Правда всегда выходит наружу. Особенно если живешь слишком долго.
Она посмотрела на него, потом на сына, чувствовалось, что она очень любит их обоих.
— Твой дед говорит правду, Лорен. В этом письме речь идет не о нем.
— Ты просто защищаешь его, — не хотел верить ей Лорен. — Я слышал истории о вашем романе, мама. И знаю, какие чувства ты питала к нему. Воспоминания детства не забываются.
— Лорен, твой отец… — миссис Скотт запнулась.
— Салли! — попытался остановить ее Номер Один. — Позволь мне самому.
Но миссис Скотт словно и не услышала его.
— Лорен, — повторила она, — твой отец был гомосексуалистом. Несколько лет он жил с мужчиной, который работал у него, с Джо Уорреном. Это был отвратительный человек, и мы думали, что с его смертью все кончится. Но ошиблись. Оказалось, что этот Уоррен вел скрупулезный дневник отношений с твоим отцом, в том числе хранил у себя компрометирующие твоего отца фотографии. Все это попало в руки не менее бесчестного человека. Долгие годы он шантажировал твоего отца, получая от него деньги, но в конце концов тот не выдержал и пустил себе пулю в лоб. Его самоубийство потрясло нас не меньше, чем тебя, и мы долго не могли понять причину такого поступка. Но даже смерть твоего отца не остановила шантажиста. Он пришел к твоему деду. Я помню его слова. Он благодарил Бога, что шантажист обратился к нему, а не к тебе. И ты ничего не узнал о прошлом отца. Твой дед позаботился о том, чтобы шантажист сел в тюрьму, а все фотографии и негативы были уничтожены. И пришлось заплатить немало денег, чтобы сведения эти не стали достоянием общественности. Заботился он не столько о себе, сколько о благополучии твоем и твоей сестры. Ибо, несмотря на все разногласия, он любил своего сына и хотел уберечь от позора память о твоем отце.
Лорен Третий посмотрел на нее, потом на деда.
— Это правда?
Номер Один медленно кивнул.
Лорен Третий вновь закрыл лицо руками. Я оглядел кабинет: я был единственным посторонним. Остальные были Хардеманами, нынешними или прежними.
Зазвонил телефон. Номер Один даже не шевельнулся, но телефон не унимался. Наконец он-таки снял трубку.
— Да, — бросил раздраженно. Послушал, повернулся к Алисии. — Это тебя.
Алисия, все еще утирая глаза платком, подошла к столу, остановилась у стула, на котором сидел Лорен Третий, взяла трубку.
— Миссис Алисия Хардеман слушает.
Из трубки послышался чей-то возбужденный голос.
Слов, разумеется, мы не разобрали.
— Да, — промолвила Алисия. — Да, да. Поцелуйте от нас их обоих, — она положила трубку на рычаг. — Лорен.
Он поднял голову.
— Да, Алисия, — безжизненный, мертвый голос. — Все-то я испортил. Где только мог.
— Нет, Лорен. Я не об этом. Звонил Макс.
— Макс? — повторил он, явно не понимая, о ком речь.
— Да! — воскликнула Алисия. — Макс. Муж нашей дочери. Он звонил из Швейцарии. Бетси только что родила сына! Оба чувствуют себя хорошо! Лорен, ты только подумай! — от восторга у нее перехватило дыхание. — Мы — бабушка и дедушка!
И все они вновь стали единой семьей. Поцелуи, слезы, смех, для другого не осталось места.
Я молча встал, вышел из кабинета Номера Один, зашагал к своему. Оказалось, что столь бурно выражают свои чувства не только итальянцы.
Полчаса спустя в мой кабинет вкатился Номер Один.
Захлопнул за собой дверь, уставился на меня.
Я молча наблюдал за ним.
— Ты уволен! — возвестил он после короткой паузы.
— Я знаю. Не сомневался в этом с самого утра, — достал из внутреннего кармана пиджака заявление об отставке, вышел из-за стола, отдал ему.
Он развернул лист, прочитал, пристально всмотрелся в мое лицо.
— Клянусь Богом, ты действительно знал.
Я кивнул.
— Тебе известна и причина?
Снова я кивнул.
— Скажи мне.
— Победы от меня не ждали. Наоборот, расчет был на мое поражение.
— Это точно, — мрачно подтвердил он. — Я потерял сына и не хотел терять внука. Но если ты знал, что победителем должен стать он, почему не уступил?
— Потому что не могу иначе. Сдаваться не в моих правилах.
— Так ты на меня не сердишься?
— Разумеется, нет.
Вновь он всмотрелся в меня.
— Кстати, и ты на этом деле кое-что приобрел. Твои акции будут стоить двенадцать миллионов долларов, когда в следующем году мы станем акционерным обществом.
— Разумеется, — я сунул руку в карман. — У меня есть кое-что для вас, — и положил ему на ладонь золотые запонки-»сандансеры».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106